— Эва. — Гоцман понизил голос до шепота. — Он же сказал, что стрелять не будут?
— Да… — Голос Михальнюка почему-то тоже сорвался на шепот. Стало слышно, как зубы стучат о край стакана.
— А сам выстрелил, — укоризненно покачал головой Гоцман. — И кто он после этого?
— Да нет… Он за рулем сидел…
— А кто стрелял?
— Капитан какой-то…
— Какой?
Только тут до Михальнюка дошло, что он проговорился. Лицо его посерело, он отшатнулся от Гоцмана с такой силой, что еще немного — и грохнулся бы со стула. Стакан брякнулся об пол, но не разбился. По доскам зазмеилась длинная лужа. Казалось, от жары она испаряется прямо на глазах.
— Кто еще был? — жестко спросил Гоцман, принимаясь мерять шагами комнату.
Инкассатор бухнулся на колени и пополз к нему, захлебываясь в слезах.
— Не знал я! Не знал, что будут убивать!.. Эва сказал, только сумку отнимут, и все…
Гоцман, не останавливаясь, одной рукой поднял с пола рыдающего Михальнюка, швырнул его обратно на стул и резко повернулся к оцепеневшему директору артели:
— А ты куда смотрел?!
— На время, — потерянно пролепетал директор. — Если я не сдам гроши до девять ровно, то имею счастье с фининспектором и прочим геморроем…
— Таки теперь ты это счастье будешь хлебать ситечком, — безжалостно подытожил Гоцман.
Директор горестно всплеснул руками. Гоцман, потеряв к нему интерес, снова обернулся к инкассатору:
— Кто еще был в «Додже»?
— Я ничего не помню… — Михальнюк всхлипнул, размазывая слезы по щекам. — Они стреляли… Я бежал…
— Шо за Радзакиса? — бросил Гоцман Якименко.
На протяжении всей сцены Леха пребывал в неменьшем ступоре, чем остальные. Хотя, как и Тишак, был прекрасно осведомлен о том, что Гоцман — оперативник от Бога. И номера способен откалывать — смотри и аплодируй…
— Э-э… — справился с собой Якименко. — Довжик работает. Пока — голяк.
— Картина маслом! — мрачно буркнул Гоцман. Секунду постоял посреди кабинета, раздумывая, потом коротко кивнул Якименко в сторону открытого балкона.
— Был у военных прокуроров, — негромко произнес он, сплевывая во дворик, где Васька Соболь драил ветошью запыленный ГАЗ-67. — Сегодня они не приедут. Твоих не сменят.
— Вот, здрасте вам через окно, — растерялся Якименко. — А мне шо делать?!
— Не расчесывать мне нервы…
Между тем в кабинете, который покинули офицеры, отнюдь не стояла мирная тишина. Находившиеся в ней граждане имели собственное мнение и право его высказать.
— Я извиняюсь очень сильно, но где таких, как ты, родют? — горько произнес директор артели, вытаскивая из кармана пиджака несвежий носовой платок и с фырканьем вытирая потные щеки. — Нехайгора тебя привел! Твой крестный! Поручился человек за тебе! А ты его…
