Ликвидация. Книга первая | страница 30
— Вот только вас не надо! — оскалился в ответ инкассатор. За несколько минут он успел прийти в себя и даже стакан с пола поднял. — Кто будет мою мамку содержать? Вы?! Платите копейки, а сами тыщи загребаете!
— От здрасте! — искренне возмутился директор. — Тыщи!..
— А что, не так?!
— Я вкалываю не разгибаясь! — взвизгнул директор, взмахнув зажатым в кулаке платком. — Я тридцать инвалидов… кусок хлеба им даю, детям их, семьям! А ты этот кусок украл, фашист!
— Я сам чуть не погиб, — снова всхлипнул Михальнюк. — Я такая ж жертва…
— Ты не жертва, ты паскудник, — негромко заметил, поднимаясь со своей табуретки, Фима. — Ты не лопатник у фраера сработал, ты друзей под пулю подвел…
— А ты сиди, не гавкай! — враз вскинулся инкассатор. — Я тебя помню! На Екатерининской работал, сам в чужой карман залазил о-го-го! А теперь тута пригрелся?..
— Ах ты фраер гнутый… — с нежной улыбкой пропел Фима.
Дальнейшее потребовало вмешательства властей в лице сначала Тишака, а потом и прибежавших с балкона Якименко с Гоцманом. Михальнюк, завывая, ощупывал свежий фонарь под глазом, Фима тяжело дышал, а директор артели глазел на него с крайним удивлением, граничившим с испугом.
— Я думал, он у вас тут под арестом, — наконец протянул он, обращаясь к Гоцману. — А он тут главный за закон?..
— Я кровью искупил, — снова закипая праведным гневом, процедил Фима. — А ты румынам сбруи шил!..
— Из самой гнилой кожи! — парировал директор. — И еще трех евреев у себя в погребе скрывал!
— Они тебе и шили, кровосос! За то вся Одесса знает…
Фима и директор уже тянулись друг к другу, явно не в порыве любви и дружбы, но готовое было начаться побоище решительным образом пресек Гоцман. Он попросту сгреб Фиму за шиворот и вывел из кабинета.
— Дава, шо за манеры?
Фима попытался вырваться из крепкой руки Гоцмана. Тот, резко остановившись, развернул его лицом к себе.
— Ты что — краев уже не видишь? Ты здесь кто?!
— Я твой друг, — быстро сказал Фима.
Секунду Гоцман молчал, потом, тяжело дыша, выпустил ворот Фимы из кулака и подтолкнул его к выходу.
— Иди. Мне Омельянчук кажное утро холку мылит… Почему здесь Фима? Отчего он всюду лезет?.. Ладно, иди-молчи…
В дежурке, в окружении телефонов, считал мух рыжий веснушчатый парень с погонами младшего лейтенанта. Он благодушно кивнул на пропуск, которым небрежно помахал у него перед лицом Фима, но тут же изумленно раскрыл рот — Гоцман стремительным движением выхватил бумажку из рук Фимы и поднес ее к глазам.