Гляжу на гарцующего Мишу Андросова. «Мы повернули круто, на сорок пять градусов… Уловил ли ты это, любопытный комсомольский вожак? Или думаешь, как и многие другие неопытные бойцы, что идем все вперед, на запад?»
Десятка два командиров выскочили верхами на окраину села и ждут нас. Подъезжаем. Стоят на обочине дороги, с любопытством поглядывают то на меня, то на Войцеховича. Собралась кавалькада человек в тридцать. Пять комбатов, пять комиссаров, Миша Андросов, командир кавэскадрона Саша Ленкин, Тутученко, Бережной, Жмуркин, Кляйн. И главный именинник предстоящего дела помпохоз Федчук.
— Галопом вперед!
Летят ошметки снега из–под копыт. Хлещет ветер а лицо, холодит снежная пыль, попадающая за воротники шинелей и стеганок. Через три километра «сбавляем скорость». Еще десять минут, и мы на широкой рыси выскакиваем на развилку дорог у хаты лесника. Возле нее уже стоят сани, доверху нагруженные погонами.
— Открывай! — командует Федчук.
Не останавливая колонну, командиры батальонов раздают ротным и взводным погоны по количеству бойцов и офицеров.
— Всем на протяжении часа переобмундироваться. Каждому надеть погоны!
— Соответственно занимаемой должности, — поясняет Кульбака.
— Вот так маскарад, — басит кто–то из ездовых.
— Припозднились маленько… Надо было на Новый год.
В колонне вспыхнул смех. Но его быстро потушили командные окрики. Братва сразу поняла, что тут дело нешуточное.
Объявили часовой привал.
Выставлены заслоны. Запылали вдоль дороги десятки костров. Хлопцы прилаживают знаки различия старательно и тихо. Прохожу по уже утоптанной обочине. Слышу за спиной свистящий шепот:
— Где сапоги достал?
И в ответ откровенная насмешка:
— Старшина выдал перед рейдом. Не знаешь?
— Брось загибать. Знаю я старшину. Полицай попался в смысле сапог «наваристый».
— Да нет, правда, подводы с Большой земли пришли. А наш Тарасыч цоп — и готово. Неужто ваш старшой проморгал?
— Выходит, проморгал.
— В таком разе вам ничего не остается, кроме как поджидать «наваристого» в смысле обувки полицая…
В отсветах костров партизаны быстро прилаживают на плечи кожухов, немецких шинелей, коротких пиджаков самодельные знаки различия.
— Вот и пригодилось шило да мыло, — смеется кто–то, откусывая нитку у пришитой пуговицы. — Правильно наш старшина требовал вчера. Угадал.
В темноте по неопытности случались и курьезы. Кто–то без привычки, наспех прихватывая погоны, пришил их шиворот–навыворот. У другого оказались один погон артиллерийский, с красным кантом, другой общевойсковой — с малиновым. Не обошлось и без «карьеристов». Но это выяснилось уже на следующий день, в степи, когда солнце осветило белую, слепящую простыню снега. Нашлись младшие лейтенанты, которые вырезали из консервной банки и нацепили себе на погоны звезды размером с маршальскую. А какой–то старшина, не разобравшись в знаках, нашил себе на погоны две продольные красные полосы, произведя сам себя не то в майоры, не то в полковники. Все было…
