Наверное, чтобы не «промахнуться», Владимир Строчков предложил в том числе трёхъязычный цикл, написанный in english e en italiano (на английском и итальянском) и собственноручно переведённый на (как бы это точнее определить в стиле самого поэта?) – вот-вот: russian. Причём итальянские и английские строки записаны вперемежку, а подстрочный перевод только на нашем, грешном. Чтобы не смущать читателей, которые, может, с инглишем и италиано не в ладах, приведём подстрочник трёхъязычного творчества г-на Строчкова, который в этом отрывке характеризует себя так: «Русский поэт, компьюшлюха, обжора/работяга, Мачо Каффинато». Насчёт компьюшлюхи – это понятно без обратного перевода, а Мачо Каффинато – это, как следует из комментариев к стихам, «что-то вроде Кофейного Мачо». На прощание ещё один из подстрочников под названием «Один на один с крышей (Американопонимание Италобытия Загадочной русскодуши) подстрочный перевод»:
Только я один
Только солнце
Только сонный ветерок
Только дремать и мечтать
Не совсем плохо
28.09, 08.10.2000, Рим,
на крыше Американской академии
Согласимся: «не совсем плохо». «Только дремать и мечтать». Такое впечатление, что дрёма была основным занятием не только Владимира Строчкова, и в этом мы ещё убедимся.
Борис Херсонский предложил как отчёт о своём пребывании в Риме цикл «Итальянские стихи». Может быть, он самый правильный стипендиант Фонда Бродского, так как зачастую его стихи по внешним признакам неотличимы от стихов выдающегося поэта (про содержание не говорим. Надо говорить, скорее, об отсутствии содержания). Но всё же школа Бродского... К сожалению, подобная схожесть говорит о полной зависимости от почерка мэтра, о печальной поэтической несамостоятельности Б. Херсонского, который за последние годы издал немало книг, включая шесть монографий по психологии и психиатрии. Наверное, последние внесли свою лепту в развитие медицины, но, когда читаешь многие строки стихотворца, понимаешь, что он психологически задавлен, если не раздавлен стихами Бродского. Конечно, он пытается стереть эту схожесть, убирает из стихов знаки препинания, которые у нобелевского лауреата расставлялись с большим тактом, но схожесть, но подражание кумиру скрыть невозможно. Впрочем, Борис Херсонский и не скрывает:
Иосиф с бутылкой кьянти плетётся домой,
в отель,
в нетопленный номер, в накрахмаленную постель,
город кренится, как парусник, севший на мель.
Легато мостиков соединяет то, что могло
