Вадим кивнул, потом вспомнил, что его не видно в темноте, и ответил:
— Нахожу. Пахнет.
— Так помогите же им соединиться — ром пылает, он жаждет ее, — приказывал Дмитрий Сергеевич. — Дайте ему тело прекрасной Сигары…
Вадим улыбнулся. Такая фраза при свете подошла бы актеру бродячего театра. Но в темноте на самом деле все иначе.
Ром погас, два огонька остались наедине. Казалось, это они будут беседовать.
Спина Вадима напряглась, потом по нервам от позвоночника побежала команда по всему телу: осторожно…
— Итак, я буду говорить о чувстве вины. Оно управляет человеком с такой силой, о которой он сам не подозревает. — Дмитрий Сергеевич вздохнул. — Думаете, почему я к вам так проникся? — тихо спросил он. — Вы человек не моего круга. Вас смущало знакомство со мной, верно? Но вы ныряли в мой мир из любопытства. Как в батискафе — в океан, в котором водится полно разных рыб. Любопытство исследователя. — Он усмехнулся. — Но вас интересует и другое тоже — вы-то мне зачем? Да, однажды вы привезли мне с Кубы то, что вам передали для меня. Но мало ли кто из нас кому-то что-то привозит? Все мы служим оказией друг для друга, правда, не всегда знаем, что везем. — Он говорил тихо, не спеша, затягиваясь, выпуская дым. — Вы исследователь по натуре, потому терпеливы. Вас раззадоривал мой интерес к вам. Вы совершенно правильно поступали, выжидая. — Он хрипло рассмеялся. — Вы знаете, что если хочешь получить ответ, ты его всегда получишь. Но нужно терпение. Верно?
— Да, — отозвался Вадим.
— Я долго созревал, Вадим Андреевич. Проверял себя. Теперь готов сказать: я виноват перед вами.
Вадим почувствовал, как закололо спину. Напряглись мышцы на плечах. Он услышал смех — странный, сдавленный.
— Вы привезли мне сигарные коробки, помните? — Микульцев перешел на полушепот.
— Помню. — Вадим усмехнулся. Потом быстро добавил: — Должен сказать, я не знал, чем рискую.
— А теперь знаете? — еще быстрее спросил Дмитрий Сергеевич.
— Догадываюсь, — хмыкнул Вадим.
Что-то в голосе Вадима подсказало Микульцеву — нет, не догадывается, и он с долей ехидства, которому темнота придала особенный, ядовитый, оттенок, бросил:
— Да неужели?
— В коробках было по двадцать восемь сигар, — торопился Вадим. — Разрешено вывозить только двадцать шесть. Вы меня подставили. У меня, тогдашнего стажера, могли быть неприятности.
— О-ох, дорогой вы мой! — взревел Дмитрий Сергеевич. — Если бы вы знали, как я вас подставил на самом деле! У вас могли быть неприятности на всю жизнь!
