Кесарево сечение | страница 104



Я оглянулся. В дверях стояла Валентина. Боже мой! Она там стояла и улыбалась. И это была она. У меня гора свалилась с плеч. Я даже пожалел о содеянном пинке. Достаточно было просто дать по шее. Но я был в стрессовом состоянии, и меня можно было извинить.

Услышав мою реплику, Валентина наклонила голову и слегка выгнула бровь.

– Стало быть, вы, любезный друг, у нас еще холостой и не женатый? – поинтересовалась она.

Все было на своих местах…

– Но Валентина, дорогая, ты ведь не можешь придавать такое значение фразе, оброненной случайно, как бы невольно, можно сказать, с пылу с жару. Ведь я только что пнул любимого брата, и, естественно, волнуюсь за его здоровье…

В своем голосе я умудрился разместить нотки подобострастия, а в движениях отвратительную суетливость. Все это было для меня внове.

Валентина молча улыбалась. Образовалась томительная пауза. Я попробовал ее заполнить:

– Кстати, откуда у тебя это замечательное платье – оно тебе необычайно идет!

– Не увиливайте, сударь. Вы не ответили на мой вопрос.

– Просто я имел в виду, что мы еще не полностью, так сказать, не до конца оформили наши отношения…

– А! – воскликнул Коля. – Так вы их еще не оформили. И, как я понимаю, назревает семейный скандал. Пропорционально растут и мои шансы.

– То есть? – осведомился я.

– Ну, мы тут с Валентиной как раз обсуждали вопрос о том, что делать, если отношения не заладятся. Я предложил свою кандидатуру, но мне было сказано, что пока нет оснований для беспокойства.

– Не понял! – сказал я грозно. – Ты что, по шее давно не получал?

– Оставьте это, сударь, – сказала Валентина. – Ужин на столе.

И удалилась на кухню, покачивая бедрами.

– А! – сказал я. – Ты понял? Я прихожу со службы, а ужин – на столе!

– Это любовь, – заявил Коля убежденно.

Постепенно мы скопились на кухне, Коля достал откуда-то бутылочку, и уже через полчаса воспылал идеей нарисовать портрет Валентины анфас. Сама же Валентина желала быть изображенной только в профиль. Я подбрасывал хворост в пылающий костер спора об искусстве портрета Валентины, и периодически утверждал, что вполоборота – лучший ракурс. После кофе братец размяк, и заявил, что Валентина лучше всего смотрится в натуре.

"И со скалкой в руках", – добавила Валентина.

Братец мой – человек, несомненно, выдающийся. Он имел обыкновение падать как снег на голову, и медленно таять прямо на глазах. Вот и теперь он заявил, что не желает обременять нашу семейную жизнь своей персоной, а посему, убедившись, что все в порядке, отправляется в стратопорт и улетает в Сан-Франциско, где его ждет некто Джудит.