— Счастлив приветствовать ваши превосходительства в вашем доме. Передаю вам замок в том виде, в каком он был оставлен.
Дон Онофрио Ротоло был одним из немногих людей, пользовавшихся уважением князя, и, пожалуй, единственным, кто ни разу его не обокрал. Честность его граничила с безумием и о нем рассказывали весьма любопытные истории; так, например, вспоминали о рюмке с ликером, которую княгиня оставила недопитой в минуту отъезда и обнаружила ее год спустя на том же месте, причем содержимое рюмки уже испарилось и на дне образовался сахаристый осадок, но к ней никто не притронулся: ведь и это мельчайшая частица княжеского достояния, и она не должна быть утрачена.
Покончив с любезностями дона Онофрио и жены его донны Марии, княгиня, которая держалась на ногах лишь в силу нервного напряжения, тотчас же легла в постель; девизы вместе с Танкреди убежали в теплую тень сада, а князь с управляющим обошел большой зал для приемов. Все оказалось в полнейшем порядке; с картин в тяжелых рамах была вытерта пыль, позолота старинных переплетов горела скромным пламенем, в ярких лучах солнца сверкал серый мрамор над дверьми. Все находилось в том же состоянии, что и пятьдесят лет назад. Покинув шумный водоворот гражданских распрей, дон Фабрицио почувствовал прилив сил; он был полон спокойной уверенности и почти с нежностью поглядывал на дона Онофрио, который рысцой поспешал за князем.
— Дон'Нофрио, вы действительно один из тех гномов, что стерегут сокровища. Наша признательность вам велика. — В другое время князь испытал бы те же чувства, но эти слова не сорвались бы с его уст.
Дон Онофрио взглянул на него с благодарностью и удивлением.
— Долг, ваше превосходительство, долг, — чтобы скрыть волнение, он почесывал у себя за ухом длинным ногтем левого мизинца.
Затем управляющий был подвергнут пытке чаем. Дон Фабрицио велел принести две чашки, и управляющему пришлось выпить ненавистный напиток. Потом он принялся излагать хронику Доннафугаты: две недели тому назад возобновлен договор на аренду поместья Аквила — на условиях, чуть похуже прежних; немалые расходы были вызваны починкой потолков в комнатах, предназначенных для гостей; но в кассе сумма в три тысячи двести семьдесят пять унций, оставшихся за вычетом всех расходов, уплаты налогов и его собственного жалованья, ожидала распоряжений его превосходительства.
Затем пошли новости частные, которые сосредоточились вокруг главного события года: быстрого роста богатства дона Калоджеро Седара; шесть месяцев тому назад, истек срок займа, предоставленного им барону Тумино, и вот теперь он владелец его земель. За тысячу одолженных унций он стал собственником угодий, приносивших пятьсот унций годового дохода; в апреле он за кусок хлеба смог приобрести «полоску» земли, а на этой «полоске» находилась каменоломня с очень ценными породами, которые он теперь намерен добывать; в минуты полной растерянности и нехватки продовольствия, наступившие после высадки десанта, ему удалось заключить необыкновенно выгодные для себя сделки на продажу пшеницы. В голосе дона Онофрио звучала досада.
