Когда подымались по лестнице, раздался салют из мортиры; а при появлении кортежа в церкви дон Чиччьо Тумео, который запыхался от бега, но прибыл вовремя, со всей силы грянул «Люби меня, Альфред…»
Храм предков наполнили любопытные, которые теснились среди приземистых колонн из красного мрамора; семейство Салина уселось на хорах, и на протяжении краткой службы дон Фабрицио показывал себя толпе во всем своем великолепии; княгиня чуть не упала в обморок от жары и усталости, а Танкреди удалось не-несколько раз коснуться золотистой головки Кончетты — он якобы отгонял мух. Словом, все было в порядке; после краткого, но поучительного слова монсеньера Троттолино все склонились перед алтарем и затем направились к выходу, за которым их ждала залитая беспощадным солнцем площадь.
На нижней ступеньке лестницы представители властей распрощались, и княгиня, которая еще во время службы шепотом отдавала хозяйственные распоряжения, пригласила к обеду мэра, монсеньера Троттолино и нотариуса. Священник был холост в силу своей профессии, нотариус остался холостяком по призванию, и, значит, вопрос о приглашении супруг отпадал сам собой, мэру же довольно прохладно дали понять, что приглашение распространяется и на его жену, красавицу-крестьянку, которую, однако, сам супруг считал по многим соображениям совершенно непрезентабельной; вот почему никого не удивило, когда он сослался на ее нездоровье; но при этом он добавил, к вящему изумлению всех:
— Если ваши превосходительства разрешат, то я приведу свою дочь Анджелику. Вот уже с месяц, как она только и говорит о том, какое счастье для нее будет, когда вы ее увидите уже совсем взрослой.
Согласие, конечно, было дано, а князь, увидев, что Тумео выглядывает из-за чьей-то спины, громко сказал:
— И разумеется, вы, дон Чиччьо; приходите с Терезиной.
Обращаясь ко всем остальным, князь добавил:
— А после обеда, часам к девяти, будем счастливы видеть всех друзей.
В Доннафугате еще долго обсуждали эти его последние слова.
Князь нашел, что Доннафугата совершенно не изменилась, но Доннафугата нашла князя сильно изменившимся — ведь прежде он никогда не употреблял столь сердечных выражений, — с этой-то минуты начался невидимый упадок его престижа.
Замок Салина находился рядом с собором. Узкий фасад с семью окнами, выходившими на площадь, не давал представления о его настоящих размерах, ибо замок простирался еще на двести метров вглубь; благодаря трем обширным дворикам, переходившим затем в большой сад, замок объединил в одно гармоническое целое постройки самых различных стилей. У главного входа в замок, на площади, путешественникам пришлось снова услышать поздравления с приездом и приветствия. Дон Онофрио Ротоло, местный управляющий, не принимал участия в официальной встрече при въезде в деревню. Воспитанный в строжайшей школе графини Каролины, он считал, что «черни» словно не существует, а князь как бы находится за границей до той минуты, пока не переступит порог собственного замка. Вот отчего он ждал их здесь, в двух шагах от входа, маленький, старенький человечек с бородкой, рядом с которым стояла его еще молодая и рослая жена. За спиной управляющего выстроились слуги и восемь полевых стражников с вышитым на шапках золотым леопардом. У каждого в руках было ружье — далеко не всегда безобидное.
