Когда я вернулась в фургон, Вайль уже поднялся. В мрачном настроении. И первые его слова, когда он вошел в кухню, были:
— Я хочу с тобой поговорить. Выйдем на улицу.
А мне хотелось по чему-нибудь крепко стукнуть: вопреки своим задетым чувствам, я все еще тепло (ладно, не буду врать — горячо) реагировала на его наряд. Он для представления оделся в такое ретро, что был бы вполне уместен в постановке «Рождественских рассказов» Диккенса. Но брюки были вполне обтягивающие, пиджак должной длины, рубашка открывала достаточно волос на груди, чтобы мне хотелось просто сползти по стене, не отводя глаз.
Я вышла за ним. Мы подошли к воде, и я старалась не идти с виноватым видом, подавить такое чувство, будто меня поймал декан за курением в туалете.
— Что сегодня произошло? — спросил он без малейшего юмора. — Ни Кассандра, ни Бергман подробностей не сообщили.
— Не удивляюсь. У тебя такой вид, будто ты готов налететь на всех сразу и разорвать на части.
— Так и есть! — Он сообразил, что почти кричит, и понизил голос: — Считай, что это официальный доклад и ничего не пропускай. Пошла.
Пошла? Я что ему, спортсменка на старте? И какого чета он изъясняется как в сериале «Я, шпион»?
С растущим чувством «да пошел ты сам!» я выдала ему этот дурацкий доклад: сон, сборщик, больница, таблетка-убийца, Сяо Лай и все вообще.
Когда я закончила, он стоял, глядя на меня, рука в кармане серых слаксов, другая зажимает трость так сильно, что если бы камень выскочил из набалдашника, я бы не удивилась.
— А почему от тебя пахнет Коулом?
— Это мы просто дурачились. — Глаза Вайля загорелись темной зеленью с золотыми блестками. — Не в том смысле, что ты подумал. В шутку.
Он принялся расхаживать вдоль берега, раздраженно постукивая тростью о мол на каждом шаге. Еще он что-то бормотал, останавливался и бил по воздуху. Когда он резко обернулся ко мне, я аж вздрогнула, что никак не помогло мне успокоиться. Ну вот ни капельки.
— Ты меня с ума сведешь! — загремел он. — У тебя совсем нет скромности, сдержанности?
— Это ты меня заставляешь вертеть своим имуществом перед толпами психов!
— Это к танцу живота не относится!
— Только к нему и относится!
Кружным путем, но все-таки…
— Если бы ты не убила вчера того сборщика…
— То убитый им бедняга лишился бы души!
Вайль так ткнул тростью в бетон, что она задрожала.
— Ты сегодня могла погибнуть! И как бы я об этом узнал? Повара с барбекю вдруг пришли бы посплетничать? Или Коул как-нибудь упомянул бы между свиданиями с Китайской Мамой и Неотразимым Младенцем?
