Тракт натягивался, как жила.
Наконец можно было разглядеть не один, а добрый десяток автомобилей.
Они мчались нестройно, перегоняя друг друга и словно понукая друг друга раздраженными гудками. Какие-то желтые цветы блестели внутри машин.
Вот один из них поравнялся со всадниками, и Ганс увидал там несколько людей, вооруженных автоматическими ружьями. Люди густо обросли волосом, настолько, что Ганс невольно пощупал себя. Женщины держали в руках хоругви и раскрашенные доски, которые русские называют «иконами».
И все мчащиеся автомобили плотно забиты такими волосатыми людьми и иконами, на которых святые еще больше обросли волосом.
Золото риз блестело, их хоругви походили на золотые паруса. Автомобили все прибывали и прибывали и все направлялись к горам.
Вспух тракт высоко у вершин гор — вспух от пыли.
Никто ничего не мог объяснить.
Но вот, наконец, новое облако пыли вдали, и новый, болезненно раздраженный треск мотора.
Ганс скорее сердцем, чем глазами, разглядел красные шапки милиционеров. Здесь-то он порадовался своему монгольскому костюму и что у него так отросла бородка, делавшая его неузнаваемым.
Сворачивать было поздно, и автомобили погони приблизились.
Ганс первый, дабы они не задержались подле него, указал им на пыль умчавшихся в горы.
Но автомобиль остановился, и человек в красной шапке окрикнул Кызымиль.
— Гражданка, подойдите сюда!
Гансу стало жалко свою новую подругу. Он вдруг понял, что привык к ее миловидному, бодрому лицу, а его возмущало, что она носит гребенки самые дешевые, из бумаги.
Но из автомобиля показался человек в белом халате с бритвой. Другой белый халат подставил стул монголке. В мгновение ока белые халаты густо намылили голову монголке и, не обращая внимания на ее вопли, обрили ее.
— Следующий, — проговорил белый халат.
Ганс закричал, указывая на свою давно, на монгольский вкус, обритую голову.
— Не хочу.
— Борода, — указал ему белый халат.
Ганс вспомнил свой шрам и понял, что таким способом, обривая все население, ищут его, Ганса Кюрре.
— Видно, ничего не поделаешь, — проговорил он, садясь в складной стул. — Хотелось бы мне только посмотреть, какой фирмы употребляете вы гребенки.
И, к радости, он увидал мелькнувшую в руках парикмахера гребенку знакомых очертаний.
— Следующий, — крикнул парикмахер, протерев голый подбородок Ганса дешевым одеколоном.
Ганс пощупал свой шрам.
Смелость возвратилась к нему.
— Простите, не откажете ли вы сообщить мне, что за люди, за которыми вы гонитесь?
