Добродушный прохожий подумал бы, что старичок, так часто всматривающийся в небо, бранился потому, что небо занято рекламным трестом, светящимися ракетами и что наблюдательному старичку трудно распознать, какая на завтра будет погода.
Но не то шептали губы, густо заросшие седой бородой.
Они шептали, что формулы едва ли теперь попадут в Германию к великому Эдгарду, что душа бедного Ганса рассеется над российскими равнинами, как этот розовый дым из парашютных бомб. И к тому еще никто ничего не прочитает.
Старичок, испуганно вздрагивая горбом, шел торопливо за город, обходя вокзалы и трамвайные остановки. Он был, по-видимому, несказанно беден и не имел двух копеек на трамвай.
На огромной площади национальные меньшинства, обитающие по берегам Каспийского моря, справляли праздник по случаю коммунистической революции в Китае и Польше. Сбор шел в пользу пострадавших племен Индии, усмиренных англичанами при помощи удушливых газов.
Колоссальные толпы народа окружали площадь.
Море устало плескалось вдали.
Каспийское море в этот день особенно сильно пахло серой.
Старичок пробивался к порту. Время от времени он с завистью смотрел на небо, где на дымовой завесе, под соответствующими коммунистическими надписями, Госкино показывало нового американского бога Ганса Река, возносящегося на небо на автомобиле. Дружный хохот толп словно колыхал море.
Все сильнее и сильнее ощущал старичок запах серы.
Он не обращал внимания на джигитовавших наездников.
— Разрешите пройти, — говорил он вежливо, пробираясь.
Дикие крики наездников, вой гончих собак и выстрелы разносились по полянам.
Вдруг храп загнанной лошади раздался за его плечами.
— Гей! — далеко разнесся крик джигита.
Аркан обвил плечи старика.
— Пустите! — закричал он.
Хохот толп послышался в ответ на его крик.
Горб соскользнул у старика на зад, и толпа поняла, что джигиты инсценируют похищение.
— Сюда… ближе… тащит!..
— Маня, на ногу наступила!..
— Граждане, соблюдайте спокойствие!..
— Смотрите, смотрите, тащит!
— А как кричит естественно!
И старик, поняв, что крики не помогут и что пуля теперь не пройдет мимо него, забормотал гимн Христианского Союза Молодежи — «Ты мой спаситель и покровитель…»
Лука седла больно била ему в бок.
Плотный, пахнувший конским потом мешок покрыл его голову.
Его несли.
Мотор загудел, и волна плеснула в борт.
Качало. Словно огромные темные курганы ночью метались перед его глазами.
— Господи! — И он звучно чихнул, открывая глаза.
Распоротый мешок распахнулся, как мантия.
