Бунтовщица | страница 30
«Как жалко, что она умрёт!»
Художник вернулся поздно, когда уже начинало темнеть. Он вернулся без стульев, принёс за пазухой маленький свёрток. Варя набрала в чайник снег и поставила греться на печку, затем начала расставлять тарелки, как это раньше делала женщина.
— Варя, сегодня мы не будем есть, — сказал художник. — Хлеба не было.
Девочка убрала со стола.
«Скорее лечь спать, чтобы не хотелось есть! Пусть мне приснится что-нибудь вкусное».
— Это всё, что я смог обменять на стулья. На рынке очень много дров.
Художник развернул бумажный свёрток и протянул жене кусочек масла.
Варя подняла с пола стружку и положила в рот.
«Как же хочется есть. Мамочка, как хочется есть!»
Варя забралась на кровать и прижалась к женщине.
«Холодная».
— Возьми.
Женщина протянула бумажку из-под масла. Варя облизала.
«Когда война кончится, я буду много есть. У меня всегда будет хлеб, шоколад, масло и деревянная стружка».
За водой отправили Варю, а когда она вернулась, по радио объявили воздушную тревогу.
«В наш дом никогда не упадёт бомба!»
— Я принесла воду.
На месте старинных картин на стенах остались лишь ровные прямоугольники не выцветших обоев, пустые рамы были сложены на полу. Пахло едой. Художник сидел за мольбертом, но в руках вместо кисти у него была тарелка каши.
— Садись обедать, мы тебя не дождались, — сказала Варе лежащая на кровати женщина. — Только не ешь сразу много.
Девочка бросилась к заваленному свёртками столу и, хватая всё подряд, запихивала в рот кашу, сухари, неварёную крупу.
— Варя, Варя, не ешь сразу много!
«Неужели кончилась война?! Неужели кончилась война?!»
Женщина вдруг заплакала. Она перестала плакать, когда началась Блокада. Не плакала, когда сын выковыривал из щелей паркета хлебные крошки и ел их. Когда он пропал, и когда из комнаты соседей разнёсся по квартире странный сладковатый запах, и когда нечего было хоронить, и когда уже не из-за чего было плакать, и не было ради чего жить. И когда выживала — тоже не плакала, не плакала, не плакала.
«Неужели кончилась война?!»
А теперь плакала, и когда Варю вырвало.
«Как жалко, совсем ничего не осталось в животе!»
Ночью огонь в печке погас, в комнате стало холодно. Варя спрятала голову под одеяло и теснее прижалась к женщине. А та не могла остановить слёзы, которые маленькими колючими льдинками застывали на лице.
Через неделю она начала вставать, растапливала печь, грела воду, чтобы купать Варю.
«Ласковая, как мама».
Обледенелая кухня была заставлена вёдрами, бидонами, кастрюлями с невской водой. Художник распилил почти всю мебель.