— Внешние силы могут оказаться на нашей стороне, — важно заявил Млеткын, поймав на себе недоверчивый взгляд Омрылькота. — Проявление внешних сил может быть разным — бедствие какое-нибудь… снежная лавина, скажем… или что другое…
Омрылькоту оставалось только дивиться про себя хитрости шамана: вероломство у него в крови, но настоящей силы нет, потому что Млеткын по натуре человек ленивый.
Млеткын, пряча голову в просторный капюшон, отороченный росомашьим мехом, шагал под мокрым ветром, дующим с моря: он торопился к себе.
— Кыкэ вай! Всю воду мне расплескал! — неожиданно услышал шаман.
Оказалось, он столкнулся с Наргинау, хозяйкой соседней яранги.
Ручеек замерзал. Воды оставалось на самом донышке ямок, и надо было долго скрести по льду ковшиком, чтобы набрать ведро питьевой воды. Пройдет еще несколько дней, и она исчезнет совсем. Придется добывать из снега или льда.
— А, Наргинау! — воскликнул шаман. — Ты все молодеешь. Тоскуешь, однако, по своему тангитану?
— Чего уж тосковать по нему, — вздохнула Наргинау. — Он уехал, забыл меня. Приворожил бы мне нового тангитана.
— Уж слишком он для тебя молод, — укоризненно заметил шаман, примечая про себя, что Наргинау сейчас в той самой поре, когда любая женщина сладка, как перезревшая морошка: дотронься — и брызнет соком.
— Я говорю о другом, о том, который волосатый и с усами, — пояснила Наргинау. — Он мне мил. Даже во сне его видела. Ты уж помоги мне, нашли на него какой-нибудь уйвэл[16].
«А не худо бы привязать милиционера к здешней женщине. Конечно, настоящий мужчина никогда не выкажет своей зависимости… И все же…» Шаман хорошо знал, что женщина способна толкнуть человека на большие безумства.
— Ты сшей мне зимние рукавицы, — попросил Млеткын. — Мне придется просить богов на скалах Сенлуквина. А там холодно, воет ветер, и камень жгуче-холодный, голая рука к нему примерзает.
Это было обещание, и Наргинау обрадовалась:
— Сошью тебе рукавицы! Теплые, двойные, из самого лучшего белого камуса!
— Только помни: чтобы мездра была мягкая, как женское бедро, — попросил Млеткын.
Наргинау скрылась в темноте.
Глядя ей вслед, Млеткын думал о том, что Наргинау очень неуютно одной: разве может быть настоящим домом яранга без мужчины? Это все равно что трубка без табака, ружье без патрона…
Дверь в его жилище была прикрыта. Млеткын шагнул в дымный чоттагин, теплый, пахнущий свежей вареной рыбой.
10
Первая пурга накинулась на Улак с такой яростью, словно старалась наверстать упущенное за короткое лето. Все потонуло в белой кипящей пелене. Чуть ли не ползком Драбкин с Сорокиным добрались до школы и затопили печку. Пламя рвалось так, что Сорокин всерьез опасался пожара: искры могли попасть на деревянную крышу и воспламенить ее. Железная дверца печи дребезжала, а огонь ревел, как в паровозной топке.
