— Ему подчиняются все настоятели. Он может знать все.
— Да, да, но все это маловероятно. Зачем ему? И он ли это? Может, кто-то из его окружения?
— Не знаю. Но, похоже, у нас теперь хоть какая-то возможная зацепка. Надо рассказать роану.
— Нет. Не надо, — покачал головой Кайаль. — Лучше мы останемся в тени и начнем распутывать клубок сами. Роаны назначили эсо — пусть. Пусть ничего не знают ни о нас, ни о наших догадках. Сама понимаешь — сколь бы тщательно эсо не охраняли свои тайны, все равно они становятся кому-то известны. Тем более, что убийца может быть из наших. Давай-ка лучше подумаем, что и как мы можем разузнать.
— Сначала бы вычислить зачем…
— Зачем, зачем… Знаешь, Шахумай, а не дурь ли все это? Неужто наши старшие эсо так глупы, чтобы не додуматься до того же? Наверняка они уже и эту возможность рассмотрели. А мы тут пыжимся, как самонадеянные дураки…
— И все же давай попробуем?
— Конечно, — безнадежно вздохнул Кайаль. — Конечно. И даже знаю, с чего начать.
— Найрану?
— Да, он сейчас должен быть в монастыре. Обычно отправляются в странствия, когда снег с перевала сходит.
— Вот я туда и поеду.
— А жареного осьминога тебе не надо? — осклабился Кайаль. — Она поедет! Нет уж, госпожа эшхани, порядочной женщине в одиночку ездить не полагается. Ты хочешь вызвать подозрения?
— А почему порядочная женщина не может отправиться в монастырь?
— В мужской?
— Я ведь не скажу, куда именно я еду. К тому же, это как-то никого не смущало прежде, когда мы обучались все вместе в одном — мужском, кстати — монастыре.
— Ой, ой! Думаешь, ты сумеешь обмануть Агвамму? Ты эсо клана, ты не имеешь права уезжать, не доложившись. А я — могу. У меня есть причина, Шахумай, — внезапно посерьезнев, сказал он, задирая рукав. Я увидела маленький шрамик на внутренней стороне руки ниже локтя. — Он мне побратим. Агвамма знает. Это не должно вызвать подозрений. Никто не должен знать о наших планах. Шуммакашу ведомо, кто и как тут замешан…
На другой день я провожала Кайаля. Мы выехали в разное время, через разные ворота, встретившись у белых камней на развилке дорог на Таггван и к горам. Никогда не был так хорошо мой Кайаль, как в тот миг, когда обернулся и помахал мне рукой. Красавцем он не был, но мне нравилось в нем именно то, что другие считали грубым — острый ястребиный нос и резкие скулы. Ветер взметнул его длинные, до середины спины волосы — гордость свободного человека. Он улыбнулся мне своим большим ртом — ну и пусть большой, зато улыбки много — и весело поехал прочь. А я потрусила на своем ослике назад, в город.
