Андреев и Игонин, повинуясь команде, дружно поплевали на ладони и принялись углублять окоп.
Лопатка Андреева о что-то стукнулась, скользнула вбок. Думая, что это камень, Григорий копнул чуть правее. И снова лопата не полезла глубже, высекла искру. Тогда Григорий ощупал землю руками и наткнулся не то на палку, не то еще на что-то. Потянул на себя и извлек заржавевший до черноты клинок. Выпрямился, очистив его от земли, позвал Игонина:
— Смотри, Петро, я что-то нашел.
— Если не «лад, то и смотреть не буду, — отозвался Петро, продолжая выбрасывать из окопа землю.
— Да ты все же посмотри!
— Привязался! Пожалуюсь Самусю — от работы отвлекаешь. У меня только вкус появился. — Игонин наконец выпрямился, по вискам и щекам струился пот.
— О! — воскликнул Петро, увидев находку. — Сабля! Выходит, с той войны, а? Дай подержу!
Петро, сразу посерьезнев, взял у Андреева клинок, повертел в руках, вглядываясь в шероховатую поверхность, словно надеясь рассмотреть что-то особенное. Григорий тихо проговорил:
— Знаешь, была у буденновцев атака, конная, вихревая: «Даешь Варшаву!» И парнишка, похожий на Павку Корчагина, летел в атаку со своим полком, пригнувшись к шее боевого коня, руку с клинком вытянув вперед.
— А что? — согласился Игонин, заражаясь настроением товарища. — Так и было. Давай, дуй еще, Гришуха!
— Белополяки открыли ураганный огонь, и пуля попала парнишке прямо в сердце. Клинок выпал из руки. Парнишка упал на землю, а товарищи ускакали вперед. Подобрали парнишку санитары. Похоронили вон на том бугре, а сабля осталась тут. Ветер шептал ему сказки, вьюги разметали снег с бугра, грозы салютовали герою, похожему на Павку.
— Здорово! — вздохнул Игонин. — Ты сильно рассказал, Гришуха. Лапу тебе за это пожать полагается. Я ведь не знал, что ты у нас такой фантазер. Ну-ка, дай я на тебя погляжу хорошенько, может, ты сам и есть тот буденновец, и вроде стать такая же.
— Ладно, наговоришь. Самусь идет. Принимайся за работу.
Друзья принялись копать неподатливую землю, каждый по-своему думал о находке. Петро про себя усмехнулся: а Гришуха-то, видать, поэт. Нафантазировал, только слушай. Не подумал о том, голова, что эта сабля могла принадлежать какому-нибудь ярому пану и пан тот погубил этой саблей не одного нашего. Всякое могло быть.
Петро первый разогнул спину и спросил стоящего неподалеку взводного:
— Товарищ лейтенант, сколько натикало на ваших золотых?
Самусь поднял к глазам руку с часами:
