Она кивнула.
– С другой стороны, – добавил я, – если ты хочешь туда заглянуть, я не прочь составить тебе компанию. Надо только все это обдумать как следует.
Из «Головы короля» мы двинулись по Аппер-стрит к станции «Энгл». По дороге задержались у Ислингтонской лужайки и статуи сэра Хью Миддлтона.[112]
– Странное дело, – заметила Амариллис. – Какого мужчину ни изваяют в дублете и панталонах, ноги у него – просто загляденье. Не может этого быть! Я уйму мужских ног перевидала, которые в панталонах при дублете выглядели бы чудовищно. По-моему, скульпторы иногда малость приукрашивают.
– А то как же, – ухмыльнулся я. – Художники всегда врут.
На станции «Энгл» к платформам Нотернлайн ведут два эскалатора. Первый – наверное, самый длинный в Лондоне. Амариллис стояла передо мной, на ступеньку ниже, а я смотрел поверх ее головы на продольные балки светло-зеленого сводчатого потолка и ряды фонарей, стремящиеся вниз, к невидимой отсюда точке исчезновения. И вспоминал точки исчезновения тех ночных дорог, по которым мы когда-то мчались вместе с Ленор. Точки исчезновения окружают нас со всех сторон, куда ни глянь, – таковы уж свойства перспективы; просто мы их не замечаем, пока на глаза не попадутся две параллельные прямые, сходящиеся где-то в дальней дали. Как в этой песне «Шрикбэк»:[113] «Скоро, скоро мы с тобой будем вместе – все тропы сходятся на вершине».
На станции «Кингс-Кросс» мы перешли на Пиккадилли-лайн, доехали до «Эрлз-Корт» и там наконец пересели на уимблдонский поезд – до «Фулем-бродвей» и домой. Всю дорогу – и в трех разных поездах, и на эскалаторах между ними – мы молча держались за руки, обустраиваясь поуютнее в домике невысказанного, в этом милом, славном, пока еще не изведанном местечке.
И у меня дома Амариллис впервые почувствовала себя как дома. До сих пор в незазорах вокруг ее замка всегда была терновая изгородь – то высокая, то пониже, но без нее не обходилось никак. А сейчас ограда, похоже, исчезла, и я поспешил на кухню за выпивкой, чтобы удержать все как есть.
– Вот оно как, – произнес я, поднимая стакан.
– Что – оно? – удивилась Амариллис.
– Не знаю. Там, откуда я родом, некоторые так говорят или говорили когда-то. Может, это просто значит «вот как мы это делаем».
– Делаем что?
– Ну, выпиваем, наверно.
– И все?
– А что ты еще предлагаешь?
– Мммм-хммм-хммм, – сказала она. – Вот оно как.
И мы сдвинули стаканы. Амариллис сбросила туфли и уселась на диване, поджав ноги. Стараясь угнездиться поудобнее, она все потягивалась, извивалась томно и поглядывала на меня так, как до сих пор бывало лишь в зазорах.
