Девушка, в задумчивости стоявшая у окна маленькой, двухкомнатной, довольно убогой квартирки, была, несомненно, очень симпатична даже в том простеньком платье, которое было на ней сейчас. Возможно, в более богатом наряде, причёсанная по последней моде и украшенная драгоценностями, она была бы красива. Её волнистые тёмные волосы локонами падали на плечи, большие, обрамлённые чёрными ресницами глаза были того неопределённого серого цвета, который легко меняет оттенок. Губы, ни маленькие, ни большие, были созданы как будто специально для этого лица. Сколько ей было лет? Двадцать. Как её звали? Аделаида Николаевна, а для мамы и близких знакомых просто Адель. В этой девушке не было ничего общего с той избалованной девятилетней красавицей, с которой мы расстались в прошлой главе одиннадцать лет назад. Её окружала другая обстановка, в её голове бродили совсем другие мысли. Где прежние мечты о нарядах, балах, пока еще детских, о почитателях ее красоты, о подарках, удовольствиях? Все ушло вместе с непоправимым несчастьем, обрушившемся на семью в памятный день, когда им с Франком повстречались ужасная старуха и странный незнакомец.
Много раз Адель спрашивала себя, не случилось ли несчастье именно из-за злой старухи, не было бы умнее откупиться от неё, отдав и подарки для Дэзи и всё, что захотелось бы той получить? Но Франк упорно повторял, что старуха лишь сообщила об уже свершившемся факте, изменить который они были бы не в силах. Наверное, Франк прав, но события того дня переплелись в такой тесный узел, что отделить их одно от другого невозможно. Франк до сих пор пытается убедить её в том, что старуха была ведьмой лишь по внешности и характеру, а не по сути, о несчастье узнала случайно и "пророчество" своё высказала от досады, что ничего не выпросила. К тому же, у Франка исчезли часы, но он не знает, кто их украл: она ли, незнакомец с железным кольцом или кто-то ещё. А может, он сам потерял их на улице или на балу у Дэзи.
Дэзи… Как быстро отвернулась от них и её семья, и семьи всех её прежних друзей. Как будто после внезапного разорения и самоубийства её отца они с мамой стали чумными и с ними уже нельзя иметь дело. Из всеми уважаемых богачей они сделались вдруг нищими изгоями. Ах, зачем мама застряла в этом городишке так далеко от родины? Она утверждает, что у них нет денег на переезд, а по её, Адель, мнению, маме легче переживать свой позор здесь, среди чужих людей, чем там, где она привыкла быть почти королевой. Позор, что они бедны? Позор, что мама вынуждена давать уроки музыки, из гордости уклоняясь от выгодных, но высокомерных предложений учить детей в тех домах, куда она раньше входила как дорогая гостья? Неужели их теперешнее положение позорно? Ей не хочется с этим соглашаться. И Франк так не считает. Оказалось, что их детская дружба с несчастьем стала лишь крепче, а потом переросла в любовь. Не скажешь, что его родители были в восторге при известии об их будущей свадьбе, но согласие дали. И вот теперь перед ней вновь открывается возможность стать богатой и уважаемой, а мама перестанет давать уроки музыки, которые кажутся ей столь унизительными, что она не разрешает дочери тоже стать учительницей музыки. И это благополучие приходит к ней не ценой жертвы, а вместе с любовью и счастьем. Завтра их свадьба и с завтрашнего дня они с Франком никогда-никогда не расстанутся.
