Наконец, когда мы ели вишневый торт и допивали последний графин вина, он сказал:
– Ты знаешь, я никогда не спал ни с кем, кроме Зельды.
– Нет, я этого не знал.
– Мне казалось, что я говорил тебе.
– Нет. Ты говорил мне о многом, но не об этом.
– Вот про это я и хотел спросить тебя.
– Хорошо. Я слушаю.
– Зельда сказала, что я сложен так, что не могу сделать счастливой ни одну женщину, и первопричина ее болезни – в этом. Она сказала, что все дело в моем телосложении. С тех пор как она мне это сказала, я не нахожу себе места и хочу знать правду.
– Пойдем в кабинет, – сказал я.
– Куда?
– В туалет, – сказал я.
Мы вернулись в зал и сели за свой столик.
– Ты совершенно нормально сложен, – сказал я. – Абсолютно. И тебе не о чем беспокоиться. Просто, когда смотришь сверху, все уменьшается. Пойди в Лувр и погляди на статуи, а потом приди домой и посмотри на себя в зеркало.
– Эти статуи могут быть непропорциональны.
– Нет, они очень неплохи. Многих людей вполне удовлетворило бы такое телосложение.
– Но почему она так сказала?
– Для того чтобы сбить тебя с толку. Это древнейший в мире способ сбить человека с толку. Скотт, ты просил меня сказать тебе правду, и я мог бы сказать тебе значительно больше, но это правда, и остальное не важно. Можешь сходить к доктору.
– Не хочу. Я хотел, чтобы ты сказал мне честно.
– Теперь ты веришь мне?
– Не знаю, – сказал он.
– Пошли в Лувр, – сказал я. – Он совсем рядом, только перейти мост.
Мы пошли в Лувр, и он посмотрел на статуи, но все еще сомневался.
– Одна девушка, – сказал он, – была очень мила со мной. Но после того, что сказала Зельда…
– Забудь о том, что сказала Зельда, – посоветовал я. – Зельда сумасшедшая. Ты абсолютно нормальный человек. Просто поверь в себя и сделай то, чего хочет эта девушка. Зельда просто погубит тебя.
– Ты ничего не знаешь о Зельде.
– Ну хорошо, – сказал я. – Остановимся на этом. Но ты пришел обедать для того, чтобы задать мне вопрос, и я попытался ответить тебе честно.
Но он все еще сомневался.
– Хочешь, посмотрим картины, – предложил я. – Ты видел здесь что-нибудь, кроме Моны Лизы?
– У меня нет настроения смотреть картины, – сказал он. – Я обещал кое с кем встретиться в баре «Ритц».
Много лет спустя в баре «Ритц», когда уже давно кончилась вторая мировая война, Жорж, который стал теперь старшим барменом, а в те дни, когда Скотт жил в Париже, был chasseur
42, спросил меня:
– А кем был этот мосье Фицджеральд, о котором все меня спрашивают?
