Но ему вновь не дают погрузиться в воспоминания. Коля Карпов, увлекая за собой девушку в голубом, спешит по коридору:
— Где он? Подайте мне его сюда.
Девушка, смеясь, показывает на Степана:
— Вот! Возьмите сами — он у вас колючий…
— Нет, он просто многоугольный!
— И очень много думает!
— Зато не о себе! Правда, Степан, что ты сейчас думаешь об этой девушке, которую зовут Наташей, которая любит кататься на лыжах, а ты нет, которая танцует, а ты нет, которая…
Девушка, хохоча, перебивает:
— А вот и неправда! И не Наташа, и не на лыжах, а на коньках, и танцует плохо…
— Ах, да! Ну, конечно же, конечно!.. — Коля соединяет руки Степана и девушки и с комической важностью произносит: Знакомьтесь: будущий профессор Рогов. Будущий академик… Не Наташа, а?
— Таня, — говорит девушка уже серьезно и жмет руку Степана крепко, по-мужски.
В это время мимо них прошел майор Кривцов. Степан вздрогнул. Или это не Кривцов? Знакомые глаза, седеющий ежик волос, прихрамывающая походка. Кривцов! Но штатский костюм, серая шляпа и трость в руке… И все же это он. Он!
Забыв о девушке, Степан бросился к Кривцову. Но и Кривцов заметил Рогова. Он обрадованно схватил юношу за плечи:
— Степа! Какими судьбами?.. Да впрочем, это и так ясно!.. Поздравляю, поздравляю! Первокурсник?
— Да, товарищ майор!
— Не майор, не майор! Профессор. Два года уже не майор, год не доцент. Ну, а как твои формулы? Ах да, «бред сумасшедшего профессора»! Что ж это ты, дорогой: письма-то пишешь, а обратный адрес не обязателен? Куда же тебе отвечать? Хотя бы штамп был разборчив, а то — клякса! Не веришь? Покажу, покажу, — знал, что увидимся, сберег!
Звонок прервал Кривцова. Он заторопился и, увлекая Степана за собой, на ходу успел рассказать, что приехал недавно всего лишь неделю, что жена и дочь все еще в Москве, что ему предложили заведовать кафедрой в этом институте и что у него сейчас лекция на третьем курсе. Он не попросил, а приказал, чтобы Степан сегодня же вечером пришел к нему.
Степан опоздал на лекцию. Профессор физики недовольно взглянул на него, когда он пробирался между столов. Случись это в обычное время, Степан сгорел бы со стыда, но после встречи с Кривцовым он был так возбужден, что ничего не замечал вокруг.
На его тетради лежал рисунок: человек с нахмуренными бровями стремглав бежит по коридору в развевающейся крылатке пушкинских времен. Под рисунком было написано: «Больше жизни!», а ниже, наискось, торопливым, неровным почерком: «А если убегают от девушки — извиняются».
