– Она никогда не желать ребенок. Мистер Дафф тоже думать, что крошка отрывать ее от мрачных мыслей и постоянного рисования. Она закрываться в этой комнате и делать картинки здесь, только ее она признавать своей. Но ожидание и медленные изменения в ее теле сделать ее раздражительной, она кукситься при его виде и настраиваться против него.
– Бедняга... наверное, он винил себя.
– Так и было, но это не быть его вина. Он никогда не понимать мисс Китти с ее страстью к танцам и платьям. Лоннеганы не такие. Но он воспринять это очень тяжело, корить себя, что хотел ребенка от нее и не желал слушать бедняжку.
– А где сейчас малышка? – полюбопытствовала Харриет, так как в доме не было никаких следов присутствия ребенка.
– В школе в Нокферри. Компания тут не для детей, так что это лучше всего.
– Должно быть, в каникулы ей тут одиноко.
– Она привыкла, бедняжка, ничего другого не знать. Это была ошибка, закрывать замок, мне кажется, но он сперва не мог выносить это место, поехал объезжать дальний страны, пил и играл в азартный игры, куролесить с барышня тоже, если пошел в свой дед.
Старик хитро усмехнулся, и Харриет вспыхнула, подозревая, что он подумывает, не практикует ли хозяин свои таланты на гостье.
– Ну ладно... оставлю вам лампу, если хотите побыть тут еще, а в гнездышко принесу другую. – Он поставил лампу на стол и зашаркал прочь.
Дав волю своему любопытству, Харриет бродила по комнате в поисках каких-нибудь личных вещей, которые могли бы рассказать ей о вкусах бывшей хозяйки, но таких нашлось немного. На полке пылились книги, в маленьком комоде обнаружились безделушки да несколько, наверное, непонравившихся подарков, на некоторых все еще были рождественские ярлычки и стояла подпись «Сэм». На книгах была та же подпись, – это были дорогие издания с репродукциями великих произведений искусства, жизнеописаниями художников и иногда со стихами. На некоторых титульных листах стояло: «Сэм, с любовью», была еще и такая надпись: «В память о незабываемой ночи в Дублине».
Что это за Сэм такой? – сердито подумала Харриет, закрывая последнюю книгу с непонятным чувством отвращения. И ей вдруг нестерпимо захотелось взглянуть на портрет. Она быстрым, чуть вороватым движением сдернула драпировку, и взору ее предстало лицо молодой женщины, светящееся жизнью и какой-то странной дразнящей красотой. Лицо это подтверждало воспоминания Джимси о девушке, которая любила танцы и платья и находила удовольствие в безобидных развлечениях. Но что-то в нем было такое, от чего с трудом верилось в то, что она зачахла.
