— Ну, во- первых, не кирпичом, а булыжником средних размеров, а во-вторых, — попал в какого-то грузинистого типа с усами.
— Это не я ошибся — булыжник.
— Неодушевленному предмету можно простить ошибку. А вот ты уверен, что Ленин — агент вражеской разведки?
— В пломбированные вагоны за красивые глазки и картавость не сажают.
— Допустим…
— Нет, если я не сдам Ленина властям, спать не буду. Ох, и заплачут у меня большевики горючими слезами. Где это видано — экспроприировать у честного экспроприатора законно экспроприированные яйца экспроприаторов!
— Не петушись. Нам все равно Ленина не найти. Сидит он где-нибудь на берегу тихого озера в шалаше из сена и дышит свежим воздухом.
— Ты хоть соображаешь, Остен-Бакен, какую несусветную чепуху несешь? Человек масштаба и влияния лидера большевиков и дня не продержится без цивилизованных удобств. Можешь ты представить себе товарища Ленина, вульгарно сидящего на корточках в кустах и мнущего лист лопуха? Трава колется, комары кусаются. Нет, он лучше выберет привычное благоустройство тюремной камеры, чем переносить подобное издевательство.
— Итак, заседание продолжается, — в комнату энергичным шагом вошел присяжный поверенный и выхватил у Остапа газету. — Ну-с?
— По-моему, Ленину резон замаскироваться под рабочего и раствориться в родственной среде? — сказал я поспешно, дабы не дать присяжному поверенному приступить к опросу свидетелей.
— Вздор, молодой человек, сущий вздор… Я, например, случайно осведомлен, что главный петроградский дворник активно помогает прятаться разбежавшимся, как зайцы, большевикам, а его брат, состоящий при кавалергардском полку принимает особо опасных преступников…
— За мной, — Остап чуть не сшиб чиновника с газетой. — Остен-Бакен, не отставать!
Я догнал Бендера уже на улице.
— Обидел человека, сорвал заседание.
— Не идиотствуй… Я знаю, где Ленин… В кавалергардских казармах!
— Он что, самоубийца или псих?
— В этом-то и соль. Там его искать никому и в голову не взбредет.
— Проверить можно.
— Не можно, а нужно, и без промедления, а то будет поздно.
Через час мы с Бендером припали носами к мутным стеклинам кавалергардской дворницкой.
Там двое, в новых брезентовых фартуках с бляхами резались в карты.
Рядом высились девственные метлы.
— Который Ленин? — спросил я шепотом. — Тощенький?
— Да ты на другого смотри.
— Это же грузин, тот самый, с Финляндского вокзала, познакомившийся с твоим булыжником.
— Попались, большивечки!
Мы осторожно перебрались к окну с открытой форточкой.
