— Подпольный гений будет утолять хронический голод, а ты внимай.
— Как я рад, как рад…
— Не надо излишних эмоций… Да, меня, как жалкую ничтожную крысу, загнали в угол, лишив привычного поля деятельности.
— Судьба играет человеком…
— Но самое главное орудие, превратившее обезьяну в человека, всегда при мне.
— Финский нож?
— Бери выше.
— Спички!
— Голова, Остен-Бакен, обыкновенная голова, но до отказа набитая высококачественными извилинами.
— Спиноза с аппетитом бенгальского тигра.
— Марк Аврелий — без лишнего веса и амбиций.
— Я не виноват, что у меня такая конституция.
— Виноват в отсутствии интеллектуального прогресса.
— Стараюсь, из кожи вон лезу — не получается.
— Дело поправимое… Мы своей монаршей милостью производим вас, достопочтенный оруженосец, в полномочного и полноправного агента по аферам… Отказываться бесполезно…
— А зачем мне отказываться от собственного счастья?
— И то верно…
— Есть идея?
— Думаю, крестьяне-переселенцы столыпинского призыва нуждаются в посильной помощи со стороны мягкоспящих и вкусноедящих.
— С этим я управлюсь махом!
— Чувствуется моя школа… Запомни… Основа основ отрепетированная жалостливая речуга… Упираешь на забитость и безграмотность, на сифилис, косящий крестьянские ряды…
— На рахитизм!
— Маслом кашу не испортишь… Для приема даров мобилизуй Ингу… Пусть берет все — на досуге сами рассортируем…
Зов о помощи крестьянам-переселенцам, брошенный мной по-бендеровски душевно и проникновенно, разбудил в интеллигентских, околоинтеллигентских, дворянских и разночинных кругах добрые чувства.
Я звал — отдать последнее!
Инга упаковывала приношения в оберточную бумагу и перевязывала атласными лентами, пожертвованными подругами для благой цели.
За день набралась целая пролетка, и я торжествующе доставил добычу в логово.
Остап терпеливо ждал, пока я заполню флигель увесистыми свертками.
— Я всегда утверждал — чувство вины перед простым народом — прекрасное чувство и, главное, полезное, как домашнее животное, дающее молоко, сливки и сметану. — Остап взял верхний, самый скромный пакет. — Надеюсь, индивидумы, оторванные от правды жизни, обрадуют нас расписными подносами, золотыми чайными ситечками, ажурными подстаканниками и хрустальными чашами для пунша.
Алая лента скользнула на пол, и мы узрели пару поношенных, до безобразия облезлых галош.
— Начало обнадеживает, — сказал зло Остап, торопливо вскрывая второй сверток.
По комнате, стуча и подпрыгивая, разлетелись свечные огарки.
