— Ты что, голубушка, по такой жаре маешься? — Наталья Петровна улыбнулась беременной — и когда только успела? — Иди, отдохни в сквере, история длинная, часа на два, не меньше… Не бойся, я не уйду, место за тобой…
Становилось душно. Наконец после недели дождей почувствовалось лето.
Такой же знойный день был тогда, в сорок третьем, когда Зинку Коржину отчислили из части… Накануне внезапно исчез лейтенант Ремезов — начальник РУКа[1], а утром объявили построение радиороты. Правильно, построение было утром, а жара накатила позже, когда они собирали Зинке белье…
На ходу поправляя берет и воротничок форменного платья, Наташа выбежала на утоптанную поляну и заняла место в шеренге рядом с Зинкой и вдруг краешком глаза увидела, что подруга не в парадном, как все, а в старой гимнастерке и линялой юбке.
— Ты что, Зин? Взгреют!
— Мне сегодня можно…
Из-за берез, помахивая веткой у сапога, вышел замполит, приостановился, отшвырнул ветку, поправил ремень и устремился на середину поляны. Рядом с ним вышагивал ротный, беспрестанно поглядывая в какие-то бумаги.
Наташа обернулась к машине РУКа, затянутой маскировочной сеткой. Машина стояла в дальнем конце поляны. Возле нее маячил часовой — это Верочка с карабином на плече. Лейтенант Ремезов так и не показывался.
— Девочки, наверное, гонять будут за открытый текст…
— Лейтенанта в деревне застукали с кралей. Мне Санушкин сказал…
— Брехня…
Но вот радиорота вздрогнула, напряглась, застыла.
— Дорогие мои! Вот и пробил час, которого мы так долго ждали. Фашист бежит, и недалек тот день, когда наши доблестные войска освободят многострадальную Украину и Белоруссию, — замполит на шаг приблизился к строю. — В грядущей победе есть и наш с вами вклад. Так давайте и впредь оправдывать доверие командования!
На последнем слове замполит махнул рукой и обернулся к ротному. Старший лейтенант качнул головой, развернул бумаги, бесшумно пошевелил губами.
И тут Наташа опешила, как опешил весь личный состав РУКа, да и вся радиорота. По команде ротного вышла на пять шагов вперед Зинка.
Ротный ткнул пальцем:
— Дезертир!
Зинка стояла навытяжку, странно выпятив живот, и бледные губы ее с усмешкой повторяли каждое обжигающее слово командира:
— За аморальное поведение…
Наталья Петровна отступила в сторону. Мимо нее, пыхтя, прошла женщина, прижав к груди связку бананов.
Опять эта чертова Зинка Коржина в голову лезет. А за Зинкой, как обычно, потянется маленькая Верочка, и лейтенант Ремезов, и Настя, и все остальные… Они будут в каком-то особом порядке выплывать из глубины времени и подолгу стоять перед глазами, то неподвижные, как монументы, то, наоборот, почти неуловимые, с едва различимыми лицами, как на любительских фотографиях той поры, — а фотографии эти лежат в шкафу вместе с облигациями между письмами и поздравительными открытками…
