64. Бермонт-Авалов -- начальнику французской дипломатической миссии в Берлине профессору Надиспип
С того дня, как мои войска заняли предместье Торенсберг, расположенное на левом берегу Двины, напротив Риги, оно подвергается постоянной бомбардировке со стороны большевистских банд Земетана117, который, хорошо зная, что мои солдаты и батареи находились вне досягаемости их снарядов, в укрытых траншеях, не переставали атаковать своим плохо направленным огнем, мирное население и разрушать дома.
Я немедленно предложил перемирие, дабы прекратить пролитие крови невинных, но это было без результата.
Как это было установлено нашими летчиками, батареи были поставлены между домами Риги и на бульварах города.
Мои парламентеры, с белыми флагами, были встречены огнем пулеметов, из коих многие были установлены на колокольнях рижских церквей. Американский автомобиль, который, защищенный белым и американским флагами, привез к мосту через Двину начальника американского Красного Креста полковника Рейна, был по возвращении обстрелян сильнейшим огнем.
Точно так же пароход с продовольствием для мирного населения острова Хазенпота, которому я, по просьбе полковника Рейна, дал пропуск, был обстрелян латышами. 10 октября мосты Риги были в руках моих войск и этот город был в моей власти. Я его не занял, подчеркивая этим единственную цель моей операции, обеспечение моей военной базы, необходимой для похода против большевиков, на фронт Двинск--Режица. За все это время, что длится моя борьба против латышей, взбунтованных против меня своими вожаками, готовыми заключить мир с большевиками, я доказал, что русская армия, которой я командую, армия цивилизованная, неспособная стрелять в незащищенный город, с единственной целью убивать невинных женщин и детей, в то время как вооруженные банды Заметене и Ульманиса, усиленные перебежчиками, последователями Ленина, по всей линии бомбардируют дома, в которых не живут солдаты; они обстреляли таким образом детский госпиталь Торенсберга, где их снаряды убили сестер милосердия и больных, они убивали и уродовали тех нескольких русских пленных, которых им удалось иметь.
Потому, когда сегодня утром моя станция перехватила телеграмму, адресованную как бы мне подполковником Дю-Паркэ, в выражениях столь ругательных и грубых и в стиле, в котором так чувствовался перевод с латышского, я отказался верить, чтобы этот офицер доблестной и благородной французской армии, которой я горд был быть братом по оружию в течение четырех лет ужасной войны, для победы которой я, четыре раза раненый, проливал свою кровь, мог быть ее автором. Я уверен, что телеграмма, текст которой я прилагаю, есть мистификация моих врагов, большевиков, посланная, чтобы вызвать с моей стороны оскорбительный для благородной Франции и ее армии ответ, коих я в течение всей моей жизни был восторженный почитатель.
