— Материала для помоста в избыток, — заключил коротко. — Ну что ж, начнем рубить. Переволока не выйдет, так Ватранг страху наберется — может, и глупость какую сотворит. А тогда мы снова хитрость измыслим — так дело и сдвинется… — Петр оживленно посмотрел на офицеров, горделивый, радостный и уставший.
На опушку высыпали матросы, солдаты. Прапорщики, вышагивая, стали разбивать вырубку на полосы.
Вскоре тонким серебряным звоном запели пилы, дробно и густо застучали топоры. В нескольких местах дрогнула земля — со стоном и гулом повалились сосны спелого корабельного бора. В воздухе поплыл терпкий смолистый дух, хмельной запах рубленого дерева.
Никола и Антон, вызванивая длинной пилой, стояли на коленях у толстенной, в два обхвата, сосны. Притомившись, оба встали передохнуть.
Никола, задрав войлочную бороду, оглядывал дерево скупым хозяйским глазом.
— Ну и высотища, едрена корень, — в самое небо уперлась! — Он обошел сосну. — А куды станет падать — и не понять.
Среди лесного зверья и птицы начался переполох. По кронам в разные стороны скакали белки-огневки, тревожно свистели перепархивающие стайки желтогрудых синиц. Красной тенью метнулась в чащу лисица.
Антон проводил взглядом стрекочущих сорок. Разбойно свистнул и несколько раз бросил шишкой в глазастого филина, взлетевшего невысоко на сук.
Никола сладко улыбнулся в бороду.
— Во лешего-то спугнули! Ночью проклятый гудонит — страсть одна!
Солдаты, поснимав кафтаны, махали топорами. Блестели потные спины. От поваленных стволов со звоном летели сучья.
Прикорнув час-полтора в адмиральском шатре, Петр уже размашисто шагал по лесосеке — посвежевший, розовый от сна, с поблескивающим взглядом.
— А кто из вас, ребята, — приблизился царь, — сани умеет мастерить?
— Сани? — вскинулся Никола. — Да у нас вся округа — санники. Ентим и промышляем. А пошто сани средь лета, великий государь? — топор вогнал в свежий пахучий пень. Глядел смирно.
— Галеры на них поставим да и потянем по настилу, — окинул его блестящими глазами Петр — мужика узнал.
Никола усомнился, заскреб сбитыми ногтями в затылке. Помаявшись, сказал:
— Ого! Тяжесть-то каковская, потянем ли без снегу? — И, ловя сердитый блеск Петровых глаз, заробел, поддался царе вой воле. — Потянем! Выдюжим! Эка невидаль!
Петр медленно одобрительно кивнул и, ощутив прилив сил, навалился плечом на подпиленное дерево. Выждал, когда оно с тяжким гулом легло вдоль просеки, кликнул Бакаева.
Тот любовался царем: спит где придется — да, почитай, совсем и не спит. Пьет натощак с матросами, что попало ест — и сноса нет. Двужильный! Крепок, ровно железо!
