— Я не брал отпуск более двух лет, и мне необходимо побыть одному, вдали от дел и привычной городской суеты, чтобы обдумать нынешнее положение вещей и принять важное решение. Так что в каком-то смысле можно говорить и о стрессе. — Мэтт выдержал паузу, чтобы уделить внимание пирогу, после чего продолжил: — Когда умер отец, мне все пришлось начинать заново. Все мое время и вся моя энергия ушли на то, чтобы рассчитаться по оставшимся от родителей долгам, выкупить закладные и открыть бизнес. Могу без ложной скромности сказать, что преуспел в профессии, добился успеха, но заплатил за все это слишком высокую цену, пожертвовав, помимо прочего, личной жизнью.
— Извините, мистер Карриган, но вам ведь двадцать восемь лет. Это не тот возраст, когда мужчины ставят точку в личной жизни. И мне показалось, что вам нравится ваш бизнес. Откуда же тогда эта горечь?
Поверила ли она ему? Мэтт не знал. Лицо Мюриэл ничего не выражало — ни иронии, ни сочувствия, ни даже интереса. Он пожал плечами.
— Честно говоря, я и сам не знаю, в чем дело. После колледжа я на два года уехал в Филадельфию, намереваясь начать карьеру юриста. Потом заболел отец, и мне пришлось вернуться. В Амарилло юристов хватало и без меня, так что ничего не оставалось, как торговать автомобилями. Возможно, если бы не обстоятельства, я занимался бы чем-то другим.
Мюриэл сложила руки на груди, и Мэтт поймал себя на том, что не может оторваться от этой груди — высокой, полной, соблазнительно натянувшей топ.
— Расскажите мне о себе, мистер Карриган.
Мэтт с трудом отвел взгляд от проступивших под тканью топа бугорков сосков и взялся за остаток пирога. Только сейчас до него дошло, что Мюриэл искусно направила обычную застольную болтовню в русло допроса. Она забрасывала его вопросами, ожидая ошибки, нечаянного признания, предательской оговорки, чтобы отыскать трещину в выстроенной им защите и нанести удар. Что ж, пусть ждет.
— Рассказывать особенно нечего. Я единственный ребенок в семье и всю жизнь слушал отца, рассказывающего о том, какие жертвы он принес ради того, чтобы у меня все было хорошо. Старик не преувеличивал, он и впрямь отказался от многого, забыв о своих интересах и увлечениях. В конце жизни ему не повезло — болезнь отняла возможность работать, а компаньон обанкротил фирму, основной капитал в которой принадлежал отцу. Представляю, какой груз вины лежал на бедняге в последние месяцы, когда он понял, что его единственное наследство сыну — это долги.
