— Ладно, Оська, коли не угадал насчет меринка, то теперь не ошибусь. Думаешь ты о той девчонке, с которой в клубе плясал. Точно?
Дружку не соврешь, и Осип, невольно краснея, ответил:
— Ну и что? Тебе, что ли, приглянулась?
— Еще как. Первый сорт. Даже прикинул, не отбить ли, да отказался. В твою пользу… Ну и как? Проводил, по темным уголкам походил, приголубил для первого знакомства?
Осип неопределенно хмыкнул. Его и притягивали, и смущали разговоры о женщинах, которые часто и охотно заводила эскадронная братва.
Когда бойцы спрашивали Осипа про его успехи на женском фронте, он многозначительно отмалчивался. И братва считала: девчонок у него целый взвод — циркач, знаменитость, обходителен и всегда при деньгах. В действительности Казачок и одной-единственной барышни не имел. Но в этом бы никогда не признался…
Кроме мамы, которую так давно не видел, он нежно любил тетю Франческу. На манеже и за кулисами молодые артистки жалели и баловали его, но все это было чисто по-дружески. Видел Осип и доступных женщин в ресторанах, трактирах, гостиницах и постоялых дворах, знал, что премьеры цирка — борцы, акробаты, гимнасты — пользовались успехом у богатых и знатных дам — купчих, чиновниц и даже дворянок. Случалось, что поутру, разминаясь на сумрачной арене, играя мускулами, мужчины хвастались своими ночными похождениями… Все было жгуче-любопытно, но так далеко от него, мальчишки, живущего цирком! И только сейчас вот Осип испытал чувство необыкновенного беспокойства и томления, когда кровь шумит в висках и ты не в силах отвести глаз от нежных плеч…
Но попробуй объясни Ване Балину, что и Лелю он прежде всего хочет уважать, и мысли его текут совсем не туда, куда предполагает Иван. У того, беса, одно на уме…
— Слушай, — не отставал эскадронный. — Хочешь помогу? Такой секрет знаю, на шею кинется. А уж ты, — голос его потеплел, — продай коня. Или променяй. Я шашку с серебряным эфесом дам, ту, что у есаула взял, не пожалею.
— Шиш тебе, а не коня, — со внезапно вспыхнувшей злобой огрызнулся Осип.
— Ишь ты, остервенел, — изумился и обиделся Балин и, позванивая шпорами, медленно удалился от «взбесившегося» Казачка.
А Осип вскоре остыл, отмяк: у него, вспыльчивого и заводного, зла надолго не хватало. Ну зачем сорвался? Мог бы Ивану толком обсказать, о чем думал и договаривался с Лелей, какая она понятливая, ответная и способная. А почему застеснялся? Подумал, засмеет: «Ну и конник! Нет чтоб девчонку приголубить, так цирк затеял».
