Бельгийская революция 1830 года | страница 32
Во главе оппозиции встало католическое духовенство, пользовавшееся большим влиянием в Бельгии. Во время голосования 796 нотаблей высказались против основного закона и только 527 одобрили его. Однако такие результаты не удовлетворили Вильгельма I. Он приказал неявившихся на приглашение короля нотаблей причислить к тем, кто голосовал за основной закон, затем из числа 796 были исключены 126 человек[179], которые выступали против основных положений этого закона, и в результате искусственно получилось: 670 голосов — против конституции и 807 — за нее. Так, 24 августа 1815 г. конституция была «принята». Таким образом, король и правящие голландские круги обошли волю бельгийцев и навязали им ряд пунктов, которые те отвергли подавляющим большинством голосов.
Так как политический строй установили голландцы, то все оказалось целиком приспособлено к их интересам. Главные органы правительства и администрации находились в Голландии. Большинство важных государственных постов было отдано голландцам. Министры Вильгельма I — почти все голландцы (за исключением одного бельгийца — герцога Юрселя) — стремились упрочить верховенство за северными провинциями. Деятели первых лет — барон Гогендорп, Фальк, Ван Нагель, Ролль, протестовавшие иногда против единоличного правления Вильгельма, постепенно уступили место послушным и покладистым советникам (вроде министра юстиции Ван Маанена, служившего и изменявшего последовательно нескольким режимам до Вильгельма I и справедливо прозванного «злым гением короля», или министра внутренних дел Ван Гоббельшроу, или статс-секретаря Ван Стрефкерка, которого сравнивали с колоколом, либо безмолвным, либо издающим звуки только по воле господина).
До Вильгельма доходили сведения о недовольстве бельгийцев министрами. Отвечая на протесты жителей южных провинций, Вильгельм I заявил в 1820 г. на Генеральных штатах: «Почему обрушиваются на министров? Что такое министр? Абсолютно ничто! Я мог править без министров и могу назначить министром того, кто мне нравится, хотя бы одного из моих конюхов! Я, и только я несу ответственность!»[180] Четкое представление о действительном неравенстве при распределении должностей дают приводимые Жоржем Дюмоном данные:
Введение в 1822 г. голландского языка[181] в качестве обязательного для всех официальных и судебных документов вызвало бурю возмущения у бельгийцев, пользовавшихся обычно французским языком. Гнев и возмущение были настолько велики, что правительство сочло благоразумным в 1829 и 1830 гг.