– Я? – на миг задумалась Юля. – А почему бы и нет? Хорошо. Я попытаюсь найти этих вандалов и примерно наказать. А сейчас пропустите нас на кладбище.
– Конечно, конечно, – засуетился старик. – Вас, может быть, проводить?
– Нет, спасибо, я знаю дорогу, – улыбнулась я.
Шлагбаум со скрипом поднялся, и мы ступили на кладбищенскую землю.
И сразу на нас обрушилась тишина, как будто невзрачный шлагбаум отсекал все звуки внешнего мира.
– Куда идти, Тийя? – негромко спросила Юля.
– Сначала по главной аллее. Вот сюда.
Я взяла Юлю под руку, она приняла это как само собой разумеющийся факт, и мы пошли по гладко вымощенной главной аллее. Вампиры молча двигались следом. Эстрелья не расставалась с ненюфарами, и это, по всей вероятности, не нравилось Алариху. Он вообще был на взводе и дулся. Поэтому и молчал, как чопорный инглишмен.
По обе стороны от главной аллеи тянулись бесконечные ряды могил, осененных крестами или укрытых гранитными плитами. Щедрый – город небогатых людей, поэтому помпезные статуи в виде рыдающих ангелов или скорбящих дев встречались редко. То и дело попадались дорожки, ведущие в глубину кладбища, в переплетение склепов и могил.
– Нам сюда, – сказала я, и мы свернули на неширокую боковую дорожку, выложенную гранитной плиткой.
Могилы и кресты стали ближе. Дорожка иногда сужалась, и мы порой почти задевали руками выкрашенные серебряной краской оградки. Нечаянно мы спугнули несколько привидений (одно – привидение крошечного младенца), и они растаяли на фоне украшающегося первыми звездами неба.
Наконец у меня возникло такое чувство, будто я возвратилась домой.
Что ж, так оно и было. Мы стояли перед мраморной плитой, на которой были выбиты мои прежние имя, фамилия и годы жизни. А еще строчка из моего любимого стихотворения: «Не будет меня, но останутся звезды».
– Вот мы и пришли, – для чего-то объявила я. Все всем и так было понятно.
Эстрелья подошла к надгробию и молча закрыла слова «останутся звезды» букетом злосчастных ненюфаров.
– Спасибо, – прошептала я.
Все отошли на шаг, словно понимая, что мне надо немного побыть одной. Я опустилась на колени и коснулась кончиками пальцев надгробной плиты…
…И словно перенеслась в тот день, когда были совершены похороны. Мои похороны.
Совершенно неуместно ярко светило солнце, и наша погребальная процессия казалась черной гусеницей, попавшей из глубокого темного подвала на чистый лист бумаги. Кричали сороки, в кустах бузины до смертной головной боли трещали воробьи, а мы шли тихо, словно воры, забравшиеся в дом, полный спящих хозяев. Процессию не сопровождал ни оркестр (упаси боже!), ни священник с певчими.
