После венчания гости, лишь два года назад сидевшие в нашей гостиной после маминых похорон, снова пришли в наш дом, чтобы выпить водки за здоровье молодоженов, перехватить купленных в «Теско» закусок и поговорить о… Не знаю о чем, меня там не было. Но я могла себе представить, как они сплетничали и злословили. В два раза моложе. Гляньте на грудь — так и вертит у мужиков перед носом. А сколько штукатурки на лице! Старик выставил себя на посмешище. Стыд и срам!
Прошло три недели после свадьбы, а я так до сих пор и не видела своей новоиспеченной мачехи.
— Так когда же мы сможем приехать и познакомиться со счастливой невестой? — спросила я отца.
— Пока шо не.
— А когда?
— Пока не.
— Но почему нет?
— Ее пока тут нема.
— Ее нет? Но где же она?
— Неважно. Не тут.
Вот упертый старик. Ничего не хотел говорить. Но я все равно его перехитрила.
— Что же это за жена, если она даже не живет со своим мужем?
— Она скоро прииде. Через тры недели. Когда в Станислава кончиться школа.
— Какая разница, когда заканчивается школьный триместр? Если бы она тебя любила, то была бы с тобой уже сейчас.
— Но его дом совсем рядом из школой. Так удобнее для Станислава.
— На Холл-стрит? Там, где живет Боб Тернер? Так значит, она до сих пор с Бобом Тернером?
— Да. Не, сичас в них чисто платоничеськи отношения. Она меня успокоила.
Ну и дурак! Обвели вокруг пальца. Сейчас с ним бессмысленно было спорить.
Мы приехали к отцу в гости в середине августа. Стояла жара, и на полях гудели комбайны, ползавшие туда и обратно, подобно огромным тараканам. Некоторые поля были уже убраны, и высокие округлые копны сена, завернутые в черный полиэтилен, беспорядочно стояли посреди стерни, словно обломки каких-то гигантских механизмов, — в этих линкольнширских жатвах, право, нет ничего живописного. Уже выехали машины для стрижки живых изгородей, обрезая собачий шиповник и ежевику, которыми заросли шпалеры. Скоро придет пора сжигать стерню на пшеничных полях, а также опрыскивать картофельные и гороховые поля химическими дефолиантами.
Но мамин сад по-прежнему служил приютом для птиц и насекомых. Деревья склонились под тяжестью плодов — еще зеленых, от них потом болит живот, — и осы вместе с мухами уже объедались паданцами, пока прожорливые зяблики лакомились мошками, черные дрозды откапывали личинок, а жирные, жужжащие шмели протискивались в открытые губы наперстянок. На клумбах же розовые и красные розы сражались с вьюнком. Окно столовой на первом этаже, выходившее в сад, было открыто, и отец сидел там, надев очки и положив на колени книгу. Стол застелен не газетой, а скатертью, и в вазе — искусственные цветы.
