Вряд ли уже возможно с точностью установить, насколько достоверны сведения о том, что при своем восшествии на императорский престол Екатерина II давала обещание уступить его своему сыну по достижении им возраста восемнадцати лет. Однако несомненно, что с 1772 года, когда Павел вошел в пору совершеннолетия, императрица должна была привлечь его как наследника императорского престола к участию в управлении государством. Это было неписаное правило для венценосной семьи, и, как показывают мемуары российских сановников, все они были уверены, что именно так и будет. И Екатерина II действительно допустила своего сына к ведению государственных дел, но только в предельно ограниченных рамках — Павлу была предоставлена возможность исполнять канцелярские обязанности по его званию генерал-адмирала[68] и дано правомочие на командование тем кирасирским полком, в котором он числился полковником.
Сообщая однажды своему сыну о том, какими делами он может заняться, Екатерина заметила: «Сверх сего, приходите ко мне за советом так часто, как признаете в том необходимость; я скажу вам правду со всею искренностию, к какой только способна, а вы никогда не оставайтесь недовольным, выслушав ее, понимаете? Вдобавок, чтобы основательнее занять вас, к удовольствию общества, я назначу час или два в неделю, по утрам, в которые вы будете приходить ко мне один для выслушания бумаг, чтобы ознакомиться с положением дел, законами страны и моими правительственными началами: устраивает это вас?» Великого князя Павла устраивала даже такая форма общения со своей матерью-императрицей, при которой он являлся скорее слушателем, чем собеседником. 12 мая 1783 года состоялся его разговор с Ее Величеством о занятии Крыма и о выборе короля Станислава Понятовского. Свою запись основного содержания данного разговора Павел закончил словами: «Доверенность мне многоценна, первая и удивительна». Из этих слов следует, что подобные беседы Екатерины II со своим сыном — наследником императорского престола — были редким исключением. Впоследствии Павел неоднократно жаловался людям, с которыми имел доверительные отношения, на то, что ничем не занят.
Гатчина стала для него в этих условиях настоящим спасением: здесь нашел он поле деятельности, к которому мог приложить свою неуемную энергию, — здесь получил он поприще, на котором мог проявить себя в качестве властителя. Многое из того, что Павел делал в Гатчине, он после того, как станет императором, будет стараться осуществить в Санкт- Петербурге.
