Рекла не спала. Она в темноте думала о том, как несколько часов назад потеряла голову и избивала Дубэ ногами. Она едва не сорвала задание, и все же в этом воспоминании было что-то приятное. И это же сладостное чувство сейчас не давало ей уснуть. Она прислушивалась к дыханию девушки, угадывая по нему, как она страдает: она ведь должна была страдать, и Рекла знала об этом. Она с удовольствием дожидалась ее стонов.
Рекла не могла даже вспомнить, когда она в первый раз испытала наслаждение от чужих страданий. Это чувство так глубоко укоренилось в ее душе, что она почти забыла, как оно возникло.
Может быть, это началось из-за игры. В Земле Моря, в деревне, откуда она была родом, ей иногда случалось в детстве идти следом за детьми постарше. Они ее не слишком любили, и поэтому Рекла в конце концов стала следить за ними издалека, никогда к ним не присоединяясь. И видела, как иногда — когда они начинали скучать — они расправлялись с каким-нибудь живым существом. Рекла наблюдала за тем, как они отрезали лапы сверчкам или отрывали крылья бабочкам, и слышала их смех.
В этих расправах было что-то, что всегда словно околдовывало ее. Отчаянные попытки жертв убежать, их беспомощность и та живучесть, которую они всегда проявляли, — их упрямое нежелание покорно терпеть пытку, то, как крепко они цеплялись за жизнь, — вот что ее влекло.
Тогда она стала делать то же самое, но одна. И поняла, что для других дело обстояло иначе. Були, Гранда и их друзья забавлялись этой игрой, только когда были вместе; это был групповой обряд. Они смеялись все вместе, все чувствовали себя сильными. Но она не могла быть с ними. По какой-то странной причине она не могла завязать дружбу ни с кем. Рекла была слишком застенчивой для того, чтобы знакомиться с другими, и ее всегда сковывала боязнь оказаться хуже других, сказать или сделать что-то неверно. Но прежде всего это остальной мир не желал иметь с ней дело. Поэтому она всегда молчала, но все каким-то образом узнавали о том, что происходило у нее дома. Ее семью в деревне недолюбливали, и их история была всем известна. Только она, Рекла, еще отказывалась признать правду.
Смотреть на то, как умирают маленькие живые существа, которых она ловила, стало для нее острым наслаждением в одиночестве. Это было ее развлечение. Своей матери она говорила, что идет играть с друзьями. Но это были другие игры, без друзей. Она уходила из дома в те же часы, что остальные дети, но не шла с ними, а пряталась за какую-нибудь разрушающуюся стену или в самый дальний угол лесных зарослей. И там предавалась своим играм.
