Печатать на машинке. Нажимать на
клавиши, передвигать каретку.
Сонная рабыня, усевшаяся на заре у ног своего повелителя и рассказывающая
ему баюкающим голосом, что с ней
случилось за ночь, в то время как небо бледнеет и оба, в изнеможении, совершенно
расслабленные, потихоньку засыпают.
Я печатаю слишком быстро? Пятьдесят пять слов в минуту? Нет, не так
быстро. Могла бы я стать его секретаршей,
бросить свою работу - приятную, но бессмысленную - и быть с ним все время?
Беверли, и благожелательный голос отвечает
по телефону: "...Может быть, он пошел завтракать, если он... Хотите что-нибудь
передать?" О Квинсе он мне сказал:
- Им там лучше платят, чем в Манхеттене, какого черта они покинут Квинс?
Мой мозг запечатлевает что он сказал, но я не отвечаю, потому что холодит
в животе, когда я слышу, как он
небрежно добавляет:
- Нужно лучше платить этим девушкам, иначе...
За меня отвечают живот и бедра: эти безликие девушки из Квинса или из
другого места. Я такая же, как они. Но
Меня он любит, но Мне он позволяет прятать лицо к нему под мышку, Мне он
зажигает сигарету, вставляет ее мне в рот, и
я слегка раздвигаю губы, ожидая, что он еще туда мне положит: свой язык, стакан
вина, свой член, большой палец, кусок
горького шоколада, два пальца, четыре пальца, половину жареного шампиньона, свой
язык и опять свой член. Это Мне он
кладет в рот сигарету Кэмел, и я курю ее, глядя на красную точку в темноте, а
наши бедра в поту тесно прижаты друг к
другу, и он говорит мне медленно и лениво: "А иначе как заставить ездить из
Квинса на Беверли Хилл?"
У меня остается еще полчаса до начала работы. Так он сказал, как будто
знал, что мне нужно сделать. "Если ты не
будешь работать..." сладкая, медленная судорога внизу живота, судорога желания,
горячие, липкие ляжки... В пятницу,
когда мы кончали обедать, из какого-то окна послышалась глупая детская песенка;
пел ребенок фальцетом, бойко и весело.
Я закричала:
- Кто это здесь так шумит?
Он засмеялся. Он любит, когда я повышаю голос. Он говорит очень тихо.
Ребенок, который пел, меня не услышал.
* * *
Пока полная уверенность в том, что я должна каждый раз достигнуть
оргазма, не поработила целиком мой мозг,
она уже давно жила в моем теле. Власть этого человека надо мной была очевидна.
Как детская игрушка, которую заводят
ключом, я кончала каждый раз, когда он этого хотел. Вопрос, хочу я или не хочу
