до такси, которое нас ждет. Потом снова
лифт, и вот я снова в постели, которую я теперь знаю лучше, чем свою, в одной из
его рубашек.
Я слышу, как сквозь туман:
- Я пойду куплю термометр.
Во рту у меня то все горит, то леденеет. Смутно слышу, как он говорит по
телефону.
Кто-то трясет меня за плечо.
- Это один мой друг. Он лечит на дому.
Надо мной склонился розовощекий мужчина, его зубы измазаны постным маслом
и движутся со страшной
скоростью. Потом он осматривает горло. Позже я снова слышу голос:
- ...пойдите в аптеку за...
Мне дают какие-то таблетки. Я снова пытаюсь объяснить, что не люблю
видеть кого бы то ни было, когда я больна,
и этому правилу никогда не изменяла с подростковых лет. Но у меня все тело болит
так, что всякое усилие мне кажется
чрезмерным.
Я просыпаюсь в строго обставленной комнате. На будильнике четыре часа
дня. Все мышцы у меня болят по-
прежнему, но голова больше не кружится.
- Вот это в самом деле называется поспать! Я рад, что ты проснулась, тебе
нужно принять еще таблетки.
- Что ты мне даешь?
- То, что Фред прописал. У тебя тяжелый грипп.
- А ты что тут делаешь?
- Здесь? - он строит гримасу. - Ей-богу, живу здесь.
Но я слишком еще слаба, чтобы шутить.
- Почему ты не на работе?
- Я их предупредил, - говорит он. - За тобой должен кто-нибудь ухаживать
еще несколько дней.
- Нет, - возражаю я, но едва сказав это, понимаю, что это неправда, что
он прав, оставаясь со мной дома. Я больше
ничего не говорю, он тоже.
* * *
Он оставался дома еще два дня и утро следующего. Мне пришлось лежать пять
дней в постели, а субботу и
воскресенье провести в гостиной на диване. Он купил больничный столик - сложную
штуку, покрашенную в белый цвет, на
ножках, с ящиком и с отделением для газет, - пичкал меня аспирином и
антибиотиками. Он делал мне какое-то пойло, и я
три дня подряд глотала его, не спрашивая, что я пью: это был, кажется,
абрикосовый сок, сок грейпфрута и ром, все горячее,
почти кипящее. Я сидела на его кровати в комнате с кондиционированным воздухом,
а за окнами пылал июль. В комнате
были задернуты занавески. Я прикрыла плечи его пуловером и глотала желтоватую
смесь, каждый раз глубоко засыпая
после. Позже он стал поить меня бульонами, потом молочными коктейлями (то
ванильным, то клубничным) и, наконец, он
перешел к нашим всегдашним обедам согласно своему обычному циклу. Мне стало
