Вечером, когда путешественники заснули в своих палатках, убаюкиваемые зловещим воем шакалов и гиен, бродивших около лагеря, эль-Темин, перебирая в уме все предосторожности, которыми окружал эту экспедицию, мог снова сказать себе, что не забыл ничего. Потом завернувшись в свое одеяло, он произнес на одном из наречий Нигриции:
— Нгналах Иколоссей! Да хранит нас Бог!
— Ндегам Наика, да будет так! - ответил доктор, который, прежде чем заснул, думал о том же.
Сахара. Безводный колодец
Среди ночи доктора разбудило странное ощущение: ему показалось, что кто-то лизнул ему руку. Но, ощупав все вокруг и прислушиваясь, он ничего не нашел в подтверждение своих опасений, принял это за сон и скоро опять заснул. Вдруг голоса, к которым примешивался жалобный вой собаки, заставили его вздрогнуть.
— Отведите ее на пятьдесят шагов, - говорил эль-Темин тоном, не допускавшим возражения, - и пусть пистолетный выстрел освободит нас от нее.
Доктор выбежал. Дело шло об его собаке.
— Фокс! Мой бедный Фокс! - закричал он вне себя, видя, что один из негров надел собаке веревку на шею и хотел тащить, - как ты попал сюда? Я оставил тебя под надзором негров в Квадратном Доме.
— Это очень просто! - сказал эль-Темин, видимо раздосадованный этим обстоятельством, - его недостаточно долго держали на привязи, и он воспользовался этим, чтобы пуститься по нашим следам; эта порода необыкновенно умна. Очень жаль, но собака должна умереть!
— Вы этого не сделаете, эль-Темин! - сказал доктор, тронутый до слез, - вы не знаете, что он три года был единственным товарищем моей нищеты?
— Уведи его! - вместо ответа сказал эль-Темин негру, отвернувшись.
— Эль-Темин! - умолял доктор.
— Он помешает успеху нашей экспедиции; пусть исполнят мое приказание!
Быстрее молнии, доктор вырвал веревку из рук негра и освободил свою собаку.
— Неповиновение! - сказал начальник, нахмурив брови и взводя курок у своего револьвера.
— Вы вправе стрелять и убить нас обоих, но я не оставлю моей собаки… Выслушайте меня, эль-Темин!
— Неужели вы думаете, - ответил начальник, - что, жертвуя четыре года моими днями и ночами самому святому делу, я поколеблюсь пожертвовать жизнью человека?
Он сделал шаг к доктору и прицелился в него.
— Остановитесь! - вскричал Барте, который до сих пор присутствовал при этой сцене, не сделав ни малейшего движения, не произнеся ни одного слова.
— Как! И вы также, Барте? Если мы начинаем таким образом, не к чему было оставлять Марокко!
