Все нипочем Сарвару. Главное — степь. Чуль. И он — степи…
Как-то случилось: дед послал его в кишлак, за мукой, за сахаром, за новостями.
Соловый шагал, взмахивая тяжелым хвостом, и мускулы его под глянцевой шкурой катились, как волны. Сарвар все глядел и глядел на коня.
Вот Соловый выставил уши вперед — стаканчиками скосил глаз. Подергивая кожей, со спины согнал овода. Всхрапнул, испугавшись чертиком взвившейся саранчи…
«Сын ветра! — думал Сарвар. — Как в дастанах поют: медноногий, с шеей тонкой, как у дутара. Скажешь „Чу!“— через гору перелетит», — и, пуская Солового рысью, захлебывался ветром и счастьем.
Кишлачные мальчишки сидели на глиняных дувалах, упираясь пятками в знакомые выбоины, — у каждого излюбленная, своя; головы их, как на ниточках привязанные, поворачивались за всадником вслед: что скажешь, взрослый, чабан! Не то что они тут, у материнского очага…
Сарвар, не спешиваясь, заводил разговоры, поигрывал камчой.
— Какая тут жара? Вот у нас, в чули, жара!
Возле школы, в узкой полоске тени, девочки играли в камешки. Сарвар в облаке пыли промчался мимо, круто повернул, осадил коня, шумно выдохнув «Турр!» А эти девчонки словно не видели, не слышали, играют себе. Золотые, что ли, камешки у них?
— Эй, вы! — закричал Сарвар. — Глядите, какие кони у нас в степи!
Они заоглядывались. Уставились на Сарвара. И одна сказала тихонько — остальные тотчас захихикали:
— Конь-то красивый, да всадник спесивый…
Озлясь, он бросил коня прямо на них.
— Чу, мой Соловый! Чу!
Девчонки с визгом брызнули врассыпную. Но та осталась — вжималась в стену, прямо под храпящей мордой вздыбленного коня, щеки ее были в цвет стены, а девчонка все еще подбрасывала свои камешки!
— Эй, упрямая! — крикнул он, отступая. — Взгляни хоть!
Она взглянула: белый, горячий день стоял над миром, но Сарвара овеяло тьмой и холодом ночи.
Он узнал девочку — Иннур, дочь Салима-ака. Но она ли это?
— Не смотри, глаза скосишь! — сказала и пошла вдоль стены, мягко ступая босыми ногами, продолжая игру, — подбрасывала и ловила разноцветные галечки. И ему вдруг показалось, что не камешек, а его сердце прыгает в узкой розовой ладони…
— Где ты был до сих пор? — .вспугнул память тихий, шелком прошелестевший голос. — Где ты был, чабаненок?
Коротко охнув, замолкла дойра. И Сарвар молчал стесненно, отводя глаза…
— Это я его разыскал, дорогая ханум! — присунулся поближе Яхья. — В глуши, в степи! Какие там ценители? Лишь бы дубасил дойру покрепче. А пока дивиться некому, и дива нет, говорят…
