Розы в ноябре | страница 47

Потом меня угощает чаем — из стакана с подстаканником. К чаю — печенье «Крокет» и разговор о делах факультетских вперемешку с запросами рыб. Расстаемся почти друзьями.

…Я ему подарила набор цветных открыток «Аквариумные рыбки». А он мне влепил выговор с занесением за утерю бланка со штампом факультета.

Аустра спрашивает:

— Ну, как твой шеф?.

— Разводит рыбок.

Она передергивает плечами, словно исполнительница цыганских танцев.

— Ну, я понимаю, заводят собак. Красиво, когда прогуливается классный мужик, и с ним породистый пес. Но такое… октябрятское хобби.

Я говорю кротко:

— Напрасно ты так. Разве хорошо, что мы некоммуникабельны с природой?

Аустра смотрит на меня внимательно.

— Впрочем… Бывает и хуже. Я знала одного, у него было полсотни канареек. Ничего, женился, и дети есть. Старший уже подрабатывает на эстраде — художественный свист, трио с канарейками. Так ты что, привыкла к своему рыбоводу?

— Я от него стрессую, — говорю устало. — Сухарь он, чурка деревянная. Глаза бы мои на него не смотрели!

Аустра торжествует:

— И не посмотрят! Знаешь, я слышала от Пети — тебя хотят посадить вместо Стэллы, в приемную проректора. Впечатляет?

Очень. Чувство такое — лучше не скажешь, чем моя бабушка: «Как на льду подломилась».

Я ведь не просилась к проректору. Неужели это он, мой шеф, выразил желание, чтоб меня перевели?

Не может этого быть.

Не может. Быть…

Конь стоял, как свеча. Опрокинулся небосвод.

Вся тяга земли не пересилила: прирос к седлу Сарвар.

Вытолкнул сквозь зубы черное слово. Врезал стременами под брюхо, всем телом, всей закипевшей кровью толкнул коня вперед. «И-их!»— ветер плотно лег на веки, обжег ноздри. Высохло в груди. Высохла в сердце кровь — комок боли толкался в ребра.

Слепо мчался он в ночь, теряя дыханье. Раскидывал руки — воздух, уплотненный движеньем, протекал меж пальцев упруго, как вода. Не сожмешь, не удержишь…

…Упади, рухни, небо, на мой позор. Никогда не поднять мне головы. Погаси меня, ветер, как ты гасишь костер!

Правду сказал Атамурад: пламень молнии не греет.

Он — испепеляет.

В низине, меж холмов, рассыпались, задышали огни, точно угольки в прогоревшем костре. Копыта коня — по пыльному ковру разъезженной дороги — застучали тускло.

Райцентр. Широкая улица ведет на базарную площадь.

Сарвар ожег Солового камчой. Конь, всхрапнув, дернулся, подался вперед. Черными скалами вылетали из сумрака дома. Высоко на столбах светились желтые фонари, небо над ними казалось еще чернее. Все пространство площади было густо заполнено: арбы, дремлющие ишаки, грузовые машины; из открытых дверец кабин свисали ноги спящих. Пахло бензином, навозом и пылью. Завтра — базарный день…