— Нисколько? — Прищурившись, он недоверчиво смотрел на Евгению Сергеевну и держал графин над столом.
— Нисколько.
— Ну, гляди сама. — Он налил в свой стакан до краев, опорожнил одним духом и запил простоквашей прямо из кринки. Похрустев огурцом, сказал, не повернув даже головы к жене: — Это гости из Ленинграда. Евгения Сергеевна, значит, и сынишка ее, Андрей. Теперь будут жить здесь, она бухгалтер, счетоводом будет в колхозе. А хозяйку мою, — он усмехнулся чему-то, — зовут Варвара Степановна.
— Очень приятно, — сказала Евгения Сергеевна, чувствуя какую-то неловкость.
Варвара Степановна привстала и склонила голову.
— Сорванцы наши где? — спросил Яков Филиппович.
— Бегают, где им еще быть.
— Ты, Варвара, накажи им, чтоб с мальцом подружились и чтоб никто, слышь, не смел обидеть его.
— Накажу, накажу.
Постучались в окно. Яков Филиппович, не оборачиваясь, махнул рукой. Скрипнуло крыльцо, потом в сенях.
Открылась-дверь, и в дом вошел, стуча деревяшкой вместо правой ноги, мужчина.
— Мир дому сему, — сказал он, кланяясь.
— Проходи, проходи, Иван Никанорович, — пригласил хозяин. — Вот и наша Советская власть пожаловала, — сказал он, обращаясь к Евгении Сергеевне. — У нее на это дело, — он постучал пальцем по графину, — нюх собачий.
— Так ведь… — Иван Никанорович виновато пожал плечами и поскреб подбородок. — Вся деревня знает, что ты счетоводиху новую привез.
— Ишь, уже знают, — удовлетворенно хмыкнул Яков Филиппович. — Ну, раз такое дело, садись с нами, опохмелись.
— Не-е, я два дня капли в рот не брал. Ни маковой росинки.
— А два-то дня когда исполняется, послезавтра?
— Да оно вроде как сегодня получается, — хихикнул Иван Никанорович и заулыбался.
— Наливай, чего уж там. А то внутрях-то чешется, зудит, а?
— Зудит, что ты скажешь. Аж рукой залезть хочется и поскрести там, во как зудит. — Он налил тоже полный, с краями, стакан, но пил, в отличие от Якова Филипповича, медленно, маленькими глотками, а осушив стакан, взял кусочек хлеба и обнюхал его со всех сторон, потом положил в рот. Больше ничем не закусывал.
Евгения Сергеевна забеспокоилась, поняла, что мужчины будут много пить, и не хотела, чтобы тут же сидел Андрей. Дома ему не разрешалось находиться даже в комнате, когда приходили гости и на столе бывало вино. Василий Павлович был строг насчет этого и непреклонен. Он только позволял Андрею, еще до выпивки, показаться гостям и прочитать вслух стихотворение.
Догадался и Яков Филиппович, что Андрей лишний за столом.
