- Понимаете,- рассказывал граф А Синю,- тут кто-то проделал с аббатом скверную шутку - привязал его к шарабану, заткнул рот кляпом и заставил исполнить роль рикши. Я со спины не узнал аббата, а он, вероятно, думает, что я ехал на нем нарочно, и сердится теперь.
- Сю-е-е-та сю-е-ет... - пропел А Синь своим ехидным тоненьким голоском.
У графа уже не оставалось сил, чтобы возмутиться его недоверием. Он поднялся в свою комнату, рухнул в кровать и уснул мертвым сном.
И однако же, приключения этого фантасмагорического дня еще не совсем закончились. Среди ночи граф проснулся от шума на улице. Шумели, как он сообразил, подгулявшие дигамбары. Окно его комнаты почему-то было открыто настежь, хотя граф, ложась, его не открывал, и голоса отчетливо различались.
- Да я, братцы, пивка... - говорил кто-то голосом императора,- пивка я, братцы, сам всегда со всей душой... Вы думаете, я эту мочу люблю?.. да обрыдла она мне... а пивка... ну вот всегда... - и император икнул.
- От давно бы так! Любо!.. - отвечал нестройный хор дигамбаров. - Да еще пей, чего стесняешься!..
Послышались глотающие звуки, кто-то отчаянно икнул, кто-то всхлипнул, и голос императора сообщил, вновь всхлипнув:
- Эх, мужики!.. Знали бы вы... Меня ведь - без ножа меня зарезали сегодня... Захожу, а она мне: карды-барды... Как ведь ножом по сердцу полоснуло меня это карды-барды... Эх!..
Послышался гомон и смех.
- А это не графа ли французского окно, что к твоей женке под подол лазит? - спросил кто-то.
- Оно самое! Здесь он,- подтвердил хор дигамбарских голосов.
- А давайте тогда графу под окно нассым! - предложил кто-то. - Пущай знает!
Послышались изобильные журчащие звуки, и кто-то проорал:
- Эй, граф! Выходи с императором на дуэль - кто кого перессыт!
- Того и женка будет! - добавил другой, и все загоготали.
- Эй! - горланили подуглявшие дигамбары. - Граф! Эй! Выходи!
- Да спит он, отрубился,- сказал кто-то из них.
- Да ни хрена не отрубился,- пьяно опроверг другой,просто выйти к нам ссыт!
- Он нас ссыт, а мы ему под окно ссым! - сострил кто-то, и все снова загоготали.
А граф, действительно, не собирался выходить к этой пьяной толпе. Вряд ли кто мог его услышать, но на всякий случай он крепко закрыл глаза и стал громко сопеть, изображая сонное дыхание.
- Эй! Граф!.. - не унимались гуляки.
- Да не слышит он! - наконец порешили они. - Столько икры съел - конечно, теперь в полном отрубе.
Голоса стали отдаляться. Где-то на грани слышимости еще раз прозвучало:
