Безупречным вкусом был наделен тот, кто строил строгий деревянный храм, выбирал пропорции колокольни, крыльца и уверенно вывел их над горизонталями берегов. В не меньшей мере сопутствовало чувство прекрасного его земляку — талантливому иконописцу, что писал Благородство и Совесть, вглядываясь в здешних мужиков, и чьей редкостной иконы «Святого Власия» — теперь Кремер был уверен в этом — больше не было в Торженге.
Искать ее следовало далеко отсюда, совсем в другом месте.
4
Гонта прибыл в Каргополь в субботу утром. Моложавый майор с красным ромбиком Высшей школы МВД мельком взглянул в его служебное удостоверение.
— Раздевайтесь, садитесь.
Гонта снял куртку, придвинул стул, но так и не сел.
— К Смердову поедем завтра с утра, — майор закурил, — председатель райпотребсоюза грозился дать трактор…
— Бездорожье?
— Полное, раньше там глухомань была. В детстве, помню, когда из Торженги кто-нибудь приезжал, вся деревня собиралась. «Иди, говорят, торжак приехал!»— Затягиваясь, майор следил, чтобы пепел не попал на ковровую дорожку, тщательно протертое настольное стекло. В кабинете чувствовались неторопливая основательность, прочный армейский уют. — Сейчас там почти никого нет.
— Давно?
— Порядочно. К удобствам народ тянется, чтобы детский сад, асфальт… — он говорил как о давно известном. — Значит, слыхали в Москве про Фадея Митрофановича?
— Есть перечень икон, представляющих художественную ценность. В нем указаны владельцы…
— Но на фото, которое нам прислали, не Смердов, — майор вынул из стола репродукцию. На Гонту глянуло знакомое торжественное лицо старика на завалинке. — Хотя лоб как у настоящего торжака. Не указано, правда, как нашли фотографию. Преступник потерял?
— Подбросил. — Гонта подошел к печке, тонкий запах тепла поднимался кверху.
Майор не переспросил.
— А письмо про Торженгу? С одной стороны: преступник неизвестен… В то же время — деревня, фотография!
— Письмо нам тоже подбросили.
— Простите… — майор недоуменно развел руки. — Но если сам преступник подбросил… Как же вы надеетесь обнаружить его в Торженге?
В тусклых огнях падал снег, белый, как купола каргопольских соборов. Над колокольней шестнадцатого века с криком кружили галки.
Гонта прошел центральной улицей, заканчивающейся вмерзшим в лед дебаркадером.
Вопросы начальника каргопольского райотдела были как раз теми, на которые ни Гонта, ни Ненюков не могли ответить.
«О чем предупреждал неизвестный преступник, подбросив письмо с упоминанием о Торженге? Блокнот с телефонами, фотографию старика на завалинке? На что он рассчитывал, оставляя в квартире онколога странные свои улики?»
