— Ты всю жизнь его не любил!
Пенсионер не ответил.
— Я догоню вас, — Кремер повернул назад, подъехал снова к ограде.
Кондовым, длиной в добрый десяток метров, лесинам, пригнанным без единого гвоздя, казалось, не должно было быть износа. Верх ограды венчал высокий конус.
Кремер остановился на том месте, откуда бывший вегеринар признал в лежавшем на снегу Фадея Смердова.
Костер еще горел, хотя пламя заметно поубавилось. Взгляду Кремера снова открылся заваленный снегом церковный двор, чуть возвышавшиеся над сугробами верхушки кустов и пологий спуск к озеру в той же резной рамке крыльца.
Увидеть отсюда лежавшего за кустами человека, тем более узнать его, было невозможно.
На ночь Кремер вернулся в облюбованную избу. Печь отчаянно дымила — дымоход много лет не чистили. Кремер пожалел, что его восхищение строительным искусством прошлого зашло так далеко.
«Почему ветеринар действовал столь странным образом? Где сейчас может находиться икона?» — думал он.
Некоторое время Кремер сидел у огня. Бесплотный, готовый взлететь от неосторожного дыхания пепел просвечивал изнутри тончайшими розоватыми прожилками.
«Как в действительности все произошло?»
В глубине дома что-то скрипнуло. Кремер вынул пистолет, неслышно подошел к двери.
На пороге никого не было.
Освещая дорогу фонариком, Кремер прыжком соскочил с лестницы. Внизу тоже никого не оказалось, ничем не нарушаемая тишина стояла вокруг.
«Наверное, показалось», — он хотел вернуться.
Внезапно из глубины крытого двора донесся стук упавшего предмета, потом явственный скрип половиц.
Через секунду все стихло.
3
Выйдя утром из избы, Кремер наткнулся на Степана. Он спал на лестнице, закутавшись в овчину, подогнув короткие ноги. Он выглядел помятым. По тому, как с трудом ворочает Степан языком, Кремер догадался, что накануне он изрядно выпил.
«А казался почти трезвым! — подумал Кремер. — Ночью добавил? Но где, с кем?»
— Вот вы где! — поздоровался Кремер. — А Игнат Васильевич? На озере?
— Ну, — Степан поднялся, вытер рукавом лицо.
Кремер вспомнил все, что краем уха слышал про Степана в Ухзанге, — контужен, трезвому цены нет, пьяный вспыльчив — «дурак дураком». Кремер пожалел, что не расспросил о нем подробнее.
— Времянка Игната Васильевича далеко?
— Сейчас покажу. — Пока Степан сидел, его маленький рост не бросался в глаза, теперь, спускаясь с крыльца, он мотал головой где-то ниже плеча Кремера: — Дела…
— Милиция разберется.
— Это верно. — Над бровью Степана краснела небольшая ссадина, Кремер не видел ее накануне.
