Резко взяв влево, чтобы обойти их, Огастин увидел на противоположной стороне дороги, на краю лесной опушки старую доску с надписью: «НИКАКИХ автомобилей»; отсюда ответвлялся проселок на озеро — только на озеро и никуда больше… Сэди теперь уже не смотрела назад, она сидела, забившись в угол, с минуты на минуту ожидая, что по машине откроют огонь. Огастин круто затормозил, сворачивая на проселок, Сэди качнуло вперед, и она с такой силой ударилась о ветровое стекло, что кровь потекла у нее из носа.
— Чумной, совсем рехнулся! — прошептала она, с трудом разжимая стучавшие зубы, когда «Биркэт» запрыгал по еле различимой дороге. — Она же никуда не ведет!
Затем они услышали визг шин преследователей, когда те обходили «бьюик» Тони, попытавшегося было задержать машину, а потом следом за «Биркэтом» свернули в лес.
И преследуемые, и преследователи ехали теперь медленно: дорога петляла между деревьями, которые стояли стеной по обе ее стороны, и настолько изобиловала колдобинами, что если делать больше пятнадцати миль в час, то и сам вылетишь из машины, и ее сломаешь, потому что нет еще на свете таких амортизаторов, которые могли бы выдержать подобную тряску. Теперь скорость ничего не решала — лишь бы продвигаться вперед, а низко посаженный «Биркэт» не был приспособлен для такого рода путешествий. Правда, дорога змеилась среди густого соснового бора, заросшего кустарником, так что преследователь не видел тебя, как бы близко он к тебе ни подобрался (сирена преследователей теперь молчала, поэтому судить о том, на каком расстоянии они находятся, было просто невозможно).
Пахло хвоей, нагретой солнцем — оно стояло прямо над головой… Огастин вцепился в руль и припал к нему, совсем как мартышка шарманщика к груди своего хозяина, а Сэди прильнула к приборной доске. Мозг Огастина работал быстро и четко, холодно регистрируя факты, точно он наблюдал все это со стороны, и диктуя нужные ответы. Только бы амортизаторы не сдали, только бы не напороться на здоровенный камень… Да, конечно, дорога эта никуда не ведет, но по крайней мере впереди есть развилка и, значит, можно надеяться — процентов на пятьдесят, — что фараоны свернут не туда… А по тропе, которой они вчера воспользовались, чтобы сократить путь, может проехать даже «штутц»; если свернуть на нее и затаиться, а потом, когда фараоны — какую бы дорогу они ни избрали — проскочат мимо, выехать на другой проселок и вернуться на шоссе, то можно намного опередить их — пока-то они обнаружат, что произошло, и повернут назад, если вообще сумеют развернуться в таком узком пространстве между деревьями. Итак, Огастин ехал вперед, и острые сучья хлестали его по лицу, когда он объезжал особенно глубокие выбоины или камни (а для таких маневров в его распоряжении было всего каких-нибудь десять дюймов). Он проехал развилку, свернул на проселок, ведущий к более мелкому концу озера, затем свернул на поперечную тропу, проехал по ней полпути и остановился.
