— Просто сувенир. Камень, который я нашла. Я думала, что забыла его. Должно быть, его упаковал мой жених.
Таможенник захлопнул чемодан, надписал мелом и подтолкнул на транспортер.
— Всего хорошего, — сказал он и отвернулся.
Освободившаяся Энджела протолкалась за двери, как она полагала, в безопасность.
Он провел по открытке большим пальцем. Глянцевый снимок. Страница Книги из Келлса. Насколько он помнил оригинал, краски были слишком яркими. Но эта открытка кое-что значила и обрадовала его.
Ее доставили с почтой накануне. Засунутая между циркуляром и счетом за коммунальные услуги, она осталась незамеченной. Он перевернул открытку и еще раз прочел. Крупный почерк, синий фломастер. Кудрявые большие буквы. Писала женщина.
"Ваше имя открыло нам все двери! Кинопробы фантастические! Надеемся на Ваше одобрение. Думаем, вам понравится. Скоро увидимся.
Эйранн Го Бра! С любовью, Энджела и Шон".
Медленная, нежная улыбка. Они были почти что членами семьи. Сын и дочь, которыми он так и не обзавелся. Не по своему выбору. Не по выбору Мэгги. Он знал, сколько Мэгги молилась понапрасну.
Он вздохнул и сощурился, разглядывая штемпель. Открытку отправили десять дней назад. Может быть, они уже дома? Он ждал просмотра фильма, который вернул бы ему давние воспоминания. В последний раз он ездил на родину больше двух десятков лет назад, с Мэгги. С тех пор, должно быть, там многое изменилось. Из Штатов, Германии, Японии, даже из СССР вливались деньги. Перемен должно было произойти немало.
Он отправился в кабинет. Августовский ветерок раздувал пожелтевшие кружевные занавесками. Он прошел за письменный стол, к полкам, где держал свои сокровища. Заметил, что фотография Мэгги в рамочке упала лицом вниз. Встревоженно поправил ее. Однако стекло не разбилось. Странно. Он не слышал, как она упала. Ветер. Нужно закрывать дверь, если открываешь окно. Внимательно посмотрев на портрет жены, он водворил открытку между ним и фотографией молодого Джека Кеннеди, тогда еще конгрессмена, прислонив к резному китовому зубу и маленькой бронзовой сове из Донегала.
Он позволил взгляду лениво скользнуть вверх по полкам, мимо безжалостно стиснутых в кажущемся беспорядке экземплярами «Античности» книг, среди которых были и написанные им самим. Плодотворный ералаш. И все же он знал местонахождение и содержание всех до единого трудов, всех до единой бумаг. Библиотека была продолжением его мыслей. Здесь время для него текло медленнее, чем за стенами кабинета. Это почему-то казалось вполне справедливым и подобающим. Свою жизнь он потратил на то, чтобы сберечь, сохранить прошлое.
