— Фи!— поморщился Юрка.— Что это?
— Раствор хлорной извести, в котором уничтожаются все болезнетворные микробы. Живей, а то вон санинструктор на нас глядит, за стол не пустит. Такой несговорчивый тип...
— А вытереть чем?
— Не надо. Не положено. Сами руки обсохнут.
— Фи!— опять закрутил носом Юрка, отряхивая мокрые руки.
От крайнего стола ему подмигивал тот самый «несговорчивый тип», который был санинструктором: молодец, мол, хвалю!
Почти все солдаты глядели на мальчика, улыбались и за обе щеки уплетали макароны с мясом, и Юрка вдруг почувствовал, что ему тоже хочется есть. И вовремя почувствовал: из боковой двери вышел повар Баградзе, неся на вытянутой руке алюминиевый поднос с тарелками, стаканами и чайником.
— Рубай, Юра. Чтобы ничего не осталось.
— Как рубать?
Солдаты засмеялись. Усмехнулся и Баградзе.
— Так у нас говорят: рубануть бы! Это значит — покушать. Кушай! Потом мне на ушко скажешь, понравилось или нет.
До чего же вкусны солдатские макароны! А чай! Кажется, никогда не доводилось ему ни есть, ни пить ничего подобного.
Солдаты по команде встали из-за столов, вышли во двор. В курилке опять заиграли на гитаре, и снова кто-то запел:
— А Чёрное море — суровое море,
И чем-то похоже оно на тебя...
Юрка допивал свой чай и с интересом разглядывал столовую с голубым потолком — по нему были разбросаны синевато-белые облака, со стенами, к которым были прибиты распиленные вдоль берёзки. Где-то в них и за ними прятались горшочки; из них расползались по ветвям тонкие стебли с густой листвой, и от этого казалось — берёзы растут, прямо здесь; в комнате. Внизу, у корней, зеленела — нарисованная на стене — высокая трава, дальше желтело ржаное поле, за ним далёкий хвойный лес, и опять небо — до самого потолка — с синевато-белыми облаками.
— Красиво?— спросил Шахназаров.
— Ага!— восхищенно ответил Юрка.
— Это — дяди Стёпы работа, он у нас — от скуки на все руки, талантище, брат. Допил чай? Пойдём.
— Куда?
— В гости к дяде Стёпе.
Шахназаров привёл Юрку в помещение, напоминающее хозяйственный магазин. И пахло здесь, как в магазине,— нафталином и кожами.
На металлических стойках, как в гардеробе, висели мундиры, на полках, под табличками с фамилиями, ровными рядами лежали фуражки с начищенными до золотого блеска кокардами, дальше аккуратными стопками возвышались одеяла, простыни, какое-то бельё, в углу, тоже на полках,— гантели, гранаты, спортивные диски и ядра, футбольные и волейбольные мячи.
