- Дальше, дальше!
- Потом я познакомился с Сильвией.
- После Ирены.
- После. Мы поженились. Жили на окраине, я избегал без особой нужды показываться в тех районах города, где мог ненароком столкнуться с Иреной. Как-то... все это время жило во мне чувство вины...
- Неконсеквентный бихевиоризм.
- Понятно, - сказал Роберт.
- Формальная адаптация при фактической дезинтеграции.
- Понятно-понятно, - сказал Роберт. - К моменту, когда... в том купе... мы с сыном остались одни.
- Развелся?
- Сильвия умерла.
- Ну-ну... Извини, это я от неожиданности.
- Рак. А сын от нее.
- Сын от него - так, кажется, говорят.
Драматизм нарастал. Мой сосед уже путался в словесах. На него тяжко было смотреть. Я понимал, что мы приближаемся к кульминации.
- Роберт, тебе трудно говорить. Я продолжу. Слушай: чувство вины по отношению к Ирене у тебя особенно обострилось после смерти Сильвии. В подсознании жила мысль, что это как бы расплата за обман. День ото дня психологическая ноша становилась все тяжелее.
- Да. Мне необходимо было объясниться с Иреной. Но как? Я, Оскар, пришел к выводу, что надо написать письмо.
- Письмо... - задумчиво протянул я. - Загадки женской психологии.
- Причем тут психология? Обыкновенное письмо. "Ирена, здравствуй!" написал я и поморщился. Затем зачеркнул написанное, вырвал лист из блокнота и скомкал. Обращение не годилось. Понимаешь, тут очень важна интонация.
- Интонация?
- Получилось, что мы расстались с нею вчера, факт. Подумав, я написал: "Здравствуй, Ирена!" Это уже звучало лучше. Определенно.
- Лучше?
- Я обдумывал первую фразу, когда мне пришла в голову мысль, что проще всего начать с обращения по имени: "Ирена!" По-моему, не совсем логично после долгой разлуки говорить человеку по-свойски - "здравствуй".
- Ты никогда не сдаешь вовремя чертежи, дружище. Я угадал? Вот видишь.
- И тут это случилось - нечто невероятное, Оскар.
В коридоре послышались быстрые шаги и кто-то рывком отодвинул в сторону дверь нашего купе. В щель просунулось... мое лицо. Это один из семнадцати, в форме проводника.
- Сидите? - захохотал он, ухмыляясь во весь свой щербатый рот. Ха-ха-ха-ха!
Так смеяться мог только ЕС-15 - "неуравновешенный, горячий сангвиник". В глазах инженера отразились испуг и смятение. Надо было что-то делать.
- Ясно, - сказал я, когда непрошенный гость задвинул дверь. - Это был проводник, Роберт.
- Не теперь, - выговорил инженер, с трудом ворочая языком. - Тогда...
