Только теперь, когда все осталось позади, она со всей отчетливостью поняла трагичность ситуации, в которую ее ввергла судьба. С ее возвращением лопнет мир в Вейсали, мир, пришедший с ее рождением. Снова закроются двери соседей друг перед другом, снова будут гибнуть молодые люди от бесконечных стычек, как раньше. Об этом рассказывали ей тетушки и всегда при этом целовали ей руки в знак благодарности.
-Что ты сделал, несчастный! - причитала она, сотрясаясь от рыданий.
Конь Гуламали, испуганно отскочивший в сторону при звуках выстрелов, теперь успокоившись, тихо заржал невдалеке от Айши, озираясь по сторонам.
Пересиливая свой страх и отвращение, Айша подошла к краю обрыва. Отсюда Гуламали виден не был, мешали выступы внизу, и она осторожно сделала еще один шаг, к самому краю. Отсюда, еще немного нагнувшись вперед, она отчетливо увидала среди камней на берегу Архачая неестественно вывернутые ноги Гуламали. Ей стало плохо, тошнота подступила к горлу, и она слегка качнулась.
- Стой там, не двигайся, - вдруг услышала она властный окрик сзади.
От неожиданности она вздрогнула и, чтоб не упасть, присела на корточки, опираясь о камни рукой. Невдалеке чуть позади коня Гуламали стоял всадник. Это его учуял и высматривал в ночи Бозат, тихо перебирая ногами. Сейчас оба коня стояли рядом, обмахиваясь хвостами.
- Кто ты?
- Не бойся!
- Не подходи!
- Стой, я сказал! Осторожней!
- Я сейчас брошусь вниз.
- Не бойся, дочка! Успокойся!
И не зная почему, Айша заплакала. И в слезах этих было все - боль от побоев, обида за обман и разбитые надежды. Голос этот был ей не знаком, но страха она больше не испытывала.
...
Рассвет нового дня в Сеидли ничем не отличался от сотен других, из года в год сменяющих друг друга. Природа не отмечает их особым знаком. Лишь человек в своей памяти выделяет отдельные моменты только ему одному известными вехами, счастливыми или горестными, но оставившими в его судьбе значительный след.
Для Садияр-аги этот весенний день уже стал особым. Он знал, что события этой ночи не пройдут бесследно и отразятся на всей его дальнейшей жизни. С того самого мгновенья, когда он, повернув коня, бросил его в галоп на звук раздавшихся справа выстрелов, еще не понимая, что произошло, прошла казалось целая вечность.
Маленькое испуганное существо, завернутое в его бурку, наконец успокоилось. Она перестала плакать и, прижав головку к его мокрой от слез гимнастерке, казалось, уснула. Садияр-ага чувствовал ее тепло. Всем телом он ощущал, как соленое пятно от слез все увеличивалось на его груди и, проникая вглубь его тела, медленно согревало его. Лед, который, казалось, уже навсегда сковал его душу, треснул и рассыпался маленькими искорками под копыта его коня. С каждой минутой сердце его наполнялось щемящей нежностью к этой девушке. Как драгоценную ношу, он придерживал ее кончиками пальцев, боясь ненароком оскорбить ее. И чем больше проходило времени, все более суровым становилось лицо его. Ничего он о ней пока не знал, но уже понял, что с этого мгновения он в ответе за нее, и никто отныне не посмеет ее обидеть.
