Борис уже негромко беседовал со всемогущим Юшкиным, полноватым, лысеющим мужчиной с внешностью безобидного бухгалтера, а Соловьев преодолел чуть больше половины зала. Андрею было нехорошо. Под грузом тягостных впечатлений его разум прогибался и деформировался, а нервная система давала ощутимые сбои. Его захлестывали пенные волны противоположных эмоций, и Андрей был не в силах удержать их внутри себя. Его лицо, глаза, все тело каждой черточкой, штрихом, жестом, взглядом выражали то, что творилось у Соловьева в душе. Он был одновременно и всеми, и самим собой, грустным и веселым, добрым и злым, уродливым и привлекательным… Те, кто случайно обращал на него внимание, провожали странного человека пораженными взглядами, даже не подозревая, что видят в нем, как в зеркале, собственные отражения, только смешанные с десятками отражений окружающих.
— Вам плохо? — голос с трудом пробился сквозь плотную пелену музыкально-голосового шума.
Андрей поднял взгляд на доброхота и невольно отшатнулся. Всю душу стоящего перед ним человека занимала боль. Боль по разрушенному, покинутому, оставленному. Она была очень похожа на что-то недавно виденное. Соловьев никак не мог вспомнить — на что? И где или в ком он это видел?
Человек словно бы понял, что, глядя на Андрея, совершает ошибку. Он тут же отвернулся и быстрым шагом направился к выходу.
— Постойте, — слабо окликнул его Андрей. — Постойте! Всего один вопрос!
Человек, не оборачиваясь, ускорил шаг — почти побежал, — но на его пути встал бдительный Степан. Он, как и приказал Борис, занял место «в воротах», сменив на этом посту опозорившихся бройлеров. Беглец не сразу сообразил, что путь к отступлению отрезан, и схватить его Степану не составило никакого труда. Сотрудник завел подозрительному типу руки за спину и вопросительно взглянул на Соловьева. Андрей жестом приказал держать жертву до подхода «главных сил» и обернулся к Борису.
То, что он увидел, повергло его в шок. «Бухгалтер» Юшкин сидел, уронив голову на грудь, а чуть левее на полу, лицом вниз, лежал Боб. Левая пола пиджака Бориса была темной, словно пропитанной какой-то жидкостью. Андрей бросился к другу и, уже приблизившись на расстояние в пару шагов, понял, что майор лежит не на полу, а на ком-то отчаянно сопротивляющемся.
Чем помочь другу, Соловьев не представлял даже примерно. Решение подсказал сам Борис.
— Тресни его… чем-нибудь, — прохрипел он, — только аккуратно…
Ничего лучше запечатанной бутылки шампанского поблизости не оказалось.
