Авторитет, чтобы не терять своего авторитета, начинает идти на плодотворный продуктивный контакт и, облегчив душу, спокойно, под сопровождением конвоя, облегчается и сам. Либо наоборот — без разницы. Правда авторитет при этом тоже называет Джавата зверюгой, никак не иначе… Возможно он в чём-то и прав?
В трудные девяностые годы, никому ничего не объясняя, Джават уволился из системы МВД и без особого шума неожиданно уехал на свою родину, в Дагестан. Поговаривали: помогать своим, находящимся в преклонном возрасте, старикам.
* * *
…Бомбёжки Грозного прекратились: должно же всё когда-то закончиться. После ожесточённых уличных боёв начались зачистки домов силами федеральных войск…
Хизир просто лежал на своей кровати и безучастно смотрел в покрытый трещинами потолок, когда к нему в дом ворвалась группа русских солдат под командованием молодого офицера, на чёрных нарукавных шевронах которых изображена вздыбленная белая лошадь[19].
Уже почти закончилась проверка дома и документов хозяина, как к командиру группы подскочил сержант:
— Товарищ старший лейтенант, схрон нашли!
Командир, отдав приказ мрачным солдатам охранять «бандита», спустился в подвал с целью лично убедиться в наличии оборудованного бандитского схрона. Как только офицер вышел, кто-то из солдат, стоящих за спиной, ударом ноги в подколенный сгиб повалил Хизира на колени, стали жестоко его избивать. Били ногами, прикладами, могли бы просто убить на месте, но мешала команда «охранять» — это Хизир понял, разобрав среди поднявшегося шума какие-то слова. Свернувшись калачиком и расслабившись, чтобы сохранить рёбра, обхватив голову руками, Хизир не кричал, стонал:
— …Не надо… здесь нет бандитов… не надо…
Избиение продолжалось минуты полторы-две, но этого оказалось достаточно: кажется, ребро сломали.
— Отставить! — в комнату вошёл командир, — поднимите его!
Двое, подхватив избитого под руки: — С-сука, — резким рывком поставили на ноги; сжав кулаки и трясясь, не от страха — от ущемлённой гордости, Хизир стоял перед ним молча, глядя прямо в глаза и не отводя взгляда от, тоже вперившихся в него, глаз офицера.
— Объясни! — коротко распорядился старлей.
— От бомбёжек в подвале хоронились с соседями, — когда Хизир начал говорить, языком обнаружил во рту сломанный зуб, выплюнул его со сгустком солоноватой крови, — а куда ещё прикажешь деваться когда нас бомбите? Вы всю мою семью убили, убейте и меня: я вас не боюсь.
— Ты чеченец?
— Да! И за это убейте!
