Дворники елозят по стеклу машины, размазывая грязь вперемешку со снегом, дождем, брызгами от проезжающих мимо гудящих металлических коробочек, тусклый бессолнечный свет, серый, медленно гаснущий. В такую погоду темнота — спасение для города, в котором, как в захламленной квартире, если выключить электричество и зажечь свечу, то почти не видно ни беспорядка, ни пыли. Дворники тихо скрипят, и с каждым их поворотом скрип становится все невыносимей, как будто какое-то неприятное, короткошерстное животное маленькими острыми коготками впивается все глубже, влезает под кожу где-то в районе груди или горла. Меня начинает подташнивать от серии подобных ассоциаций, но все попытки отвлечься — глазами, ушами, мыслями ни к чему не приводят.
Люди у мигающего зеленым светофора быстро перебегают дорогу, серая гадость, колко и мокро метущая с неба в их лица, заставляет передвигаться быстрей и сосредоточенней, мальчик в оранжевой куртке с гигантским капюшоном, практически закрывающим лицо, проходит в нескольких сантиметрах от машины, поскальзывается, неуклюже опираясь на капот, поворачивает голову, и, столкнувшись со мной взглядом, вдруг улыбается, шепчет губами: "Извините" и разводит руками в стороны, потом поднимает их к небу, мол, чего тут хотеть, в такую вот мерзкую погоду. Я пожимаю плечами в ответ, улыбаюсь ему, и ком напряжения откатывает. Это скоро кончится, и будет весна. И Женька тоже закончится во мне, и начнется что-то другое. Но как же дотерпеть, дотянуть, изжить временем все это?
* * *
Получается, как будто два тоннеля в голове: один внешний, куда можно перенести внимание, сурово занятое чем-то посторонним: работой, разговорами… Книги, кино, театры и прочие "мертвому-припарки" помогают с осечками, далеко не всегда. В этом тоннеле, вроде бы, ты — нормальный человек, вроде бы, и смеешься, и обсуждаешь с полной самоотдачей слухи о деноминации, к примеру, или о количестве жертв очередного землетрясения в Китае, но стоит только на секунду — шарк в сторону — и велком, в параллельный тоннель сознания. Адовый. Наполненный мыслями о нас.
Город — сплошные ловушки. В этой кофейне мы завтракали, на этом светофоре мы целовались, тогда был дождь, пробка, в которой мы простояли три часа, и пели в машине хором старую советскую попсу, музыка — вся — становится знаковой… Вот, казалось бы, еще пару недель назад на эту дурацкую банальную песенку, звучащую из каждого утюга, внимание бы даже не покосилось, если только с целью презрительно фыркнуть, теперь — нет, цепляет каждое слово. Весь мир в унисон поет в уши, тычет в глаза, швыряет под ноги навязчивое напоминание о том, что — все… Что эти воспоминания стали прошлым, а принимать эту мысль никак не хочется, просто невозможно ее принять.
