«Сирота? Так, значит, здесь сиротский приют?»
Она берет на руки мальчика, который все твердит одно слово: «Дзишин! Дзишин!» — и говорит ему:
— Теперь все в порядке. Не бойся. Тебе ведь уже три года!
Когда мальчик успокаивается, она принимается застилать постель, и я делаю то же самое. В комнату входит мужчина с черной бородой. Это тот самый священник, который вчера накормил меня супом.
— Ты хорошо спала, Марико? — мягко спрашивает он меня.
«Марико?» Я опускаю глаза.
— Ее зовут Марико? — интересуется девочка. — Она немая?
— Нет, — отвечает он. — Марико просто устала, вот и все. — Она ждет свою маму, которая ушла на поиски брата.
— Значит, ты не сирота! — говорит она на всю комнату.
Дети уставились на меня.
Они идут умываться, затем возвращаются. Футоны сложили пополам и оттащили в угол. Посреди комнаты священник ставит длинный низкий стол. Малыши приносят посуду. Те, кто постарше, раскладывают в плошки рис и разливают суп. Все садятся за стол, и священник произносит несколько слов — благодарит за пищу. Потом они все вместе поют незнакомую мне песню. Когда мы едим, слышится стук входной двери. «Мама!» Я смотрю на священника.
— Сиди спокойно, Марико. Я пойду посмотрю.
Через несколько минут он возвращается и качает головой. Девочка, которая сказала: «Значит, ты не сирота!», — спрашивает:
— Кто там?
— Госпожа Танака, — отвечает священник.
— А что случилось с Обасан? Сегодня утром она почему-то не пришла.
— Ее дом разрушен. Она будет жить здесь, пока не найдет себе другого жилья.
— Обасан будет жить с нами! — говорят друг другу дети. — Мы очень ее любим.
Священник улыбается. Я молча ем.
Вымыв посуду, дети идут на улицу. Я остаюсь на кухне и сажусь на стул. Каждый раз, когда стучит входная дверь, я со всех ног бегу в прихожую и прислушиваюсь к голосам. Но каждый раз это оказывается не мама и не дядя.
Наступает ночь. Из окна я смотрю за ограду церкви и повторяю: «Милостивый Бог, спасите их, пожалуйста».
Так в ожидании проходит неделя, две, три… Я почти не ем и ни с кем не разговариваю. Старшая девочка говорит священнику: «Марико и вправду немая». А маленький мальчик спрашивает: «Немая? Что это значит?» Тот самый мальчик, который все кричал: «Дзишин! Дзишин!» «Она не умеет говорить», — объясняет девочка. «Я не верю, — заявляет мальчик. — Ей просто грустно. Когда мне грустно, я тоже не хочу ни с кем разговаривать». — «Ты прав, малыш», — соглашается священник.
* * *
После землетрясения прошло полтора месяца. Я по-прежнему жду, когда вернутся мама и дядя. Но от них совсем нет вестей. Каждую ночь мне снится один и тот же страшный сон, и я просыпаюсь.
